«Это пламя меня бы превратило в прах в одно мгновенье», – утверждал Гоголь.

На лекцию пришли Пушкин и Жуковский.

Гоголь послал вперед себя своего приятеля Пащенко, который распространял слух, что следом за ним едет ревизор, тщательно скрывающий настоящую цель своей поездки.

В том же году Гоголь написал своего «Ревизора».

В первом варианте «Ревизора» так звали главного героя. Скакунов – это человек, скачущий по России, человек без места, без капительной идеи в голове и капитального состояния.

Петр Андреевич заявил: «Не знаю, не потеряет ли пиеса на сцене, ибо не все актеры сыграют, как он читает…»

Гоголь читал восхитительно. Пушкин корчился в судорогах от смеха.

Граф Михаил Юрьевич Вьельгорский был шталмейстером двора его императорского величества Николая Первого. Ему было поручено читать «Ревизора» в высочайшем присутствии. Граф, говорят, читал превосходно. Государю очень понравилось, и он дал всемилостивейшее разрешение играть комедию.

«Одного только судьи из всех, бывших в театре, я боялся, и этот судья был я сам, – вспоминал Гоголь. – Внутри себя я слышал упреки и ропот против моей же пьесы, которые заглушали все другие. А публика вообще была довольна».

«Тут всем досталось, а больше всего мне».

Император велел графу и всем министрам смотреть пьесу, объяснив: «Весьма поучительно».

Работал над «Мертвыми душами». И говорил: «Я сделался более русским, чем французом».

«Когда я творил, я видел перед собой только Пушкина», – писал Гоголь.

Поклонился в пояс матушке-Москве… Гора-то Поклонная.

Гоголь обращался к своему гению. Просил у него помощи.

Гоголь оставлял без денег не только себя, но и своих сестер, свою мать. У Николая Васильевича к тому же были долги.

«Обе природы (то есть русская и украинская), – объяснял Гоголь, – слишком щедро одарены Богом, и, как нарочно, каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой: явный знак, что они должны пополнить одна другую».

«…Мои же молитвы даже не в силах были вырваться из груди моей, не только возлететь, и никогда еще так ощутительно не виделась мне моя бесчувственность, черствость и деревянность», – вспоминал Гоголь.

Александр Николаевич Островский.

«Свои люди – сочтемся» – более позднее название его комедии «Банкрут».

Иван Сергеевич Тургенев.

«Да и вам же совсем не к лицу танцы: ваша фигура не так стройна и легка. Ведь вы нехороши собой…», – объяснял Гоголь.

Отец Матфей требовал: «Отрекись от Пушкина. Он был грешник и язычник…»

«…Только после восьмой переписки, непременно собственной рукою, труд является вполне художнически законченным, достигает перла создания. Дальнейшие поправки, пожалуй, испортят дело; что называется у живописцев: зарисуешься…»

Гоголь просил, чтобы друг подробно описал, как жена умирала.

Гоголю это было нужно для литературного творчества. Сам писатель даже на похороны близких людей не ходил.