– Моя возлюбленная Чиука! – ласковый голос Лицуро зазвучал где-то совсем неподалеку, и её полубезумный взгляд дрогнул, обессиленно блуждая по сторонам. – Где ты, я ищу тебя!

– Лицуро? – безмолвный выдох сорвался с посиневших губ умирающей женщины. Её возлюбленный, невредимый, легко шел сквозь бушующую пургу прямо к ней. – Ты не погиб? Я видела, как они убили тебя…

– Конечно же я не погиб! – Он улыбался ей той самой улыбкой, которую Чиука обожала больше всего на свете. – Я лишь крепко спал, но твои страдания пробудили меня! Я же обещал тебе, что мы всегда будем вместе! – Лицуро приблизился к ней и остановился, едва заметно насторожившись: – Возлюбленная моя, а где же твоя волшебная заколка?

– Прости, любимый муж мой… – слабо прохрипела она. – Я потеряла твой подарок…

– Ничего страшного! – с облегчением махнул рукой Лицуро. – Без неё нам будет ничуть не хуже! – Он шагнул к ней, протягивая руки: – Иди же ко мне, моя возлюбленная Чиука!

– Я иду к тебе, любимый… – прошептала она. Терзавшие Чиуку безграничные муки мгновенно улетучились, обескровленные губы сложились в счастливую улыбку, и глаза застыли, навсегда прощаясь с постылым миром, переполненным жестокостью и несправедливостью.

В паре десятков шагов от неё, внутри лачуги, вождь племени Винпань приказал своим воинам отправляться в обратный путь. Открыть дверь против ветра оказалось весьма не просто, но едва двое воинов навалились на неё, распахивая дверную створку, снежная буря ворвалась в жилище. Оказавшихся за порогом людей сбило с ног ураганным порывом ветра, отбрасывая в глубокий снег, и им с трудом удалось забраться обратно в лачугу. Ураган усиливался, зашвыривая в распахнутую дверь целые потоки снега, и вождь велел поскорее захлопнуть её и заново прикрепить над входом полог. Рана на лице отзывалась болью на каждое слово, заставляя его кривиться от бешенства, и от этого всё болело ещё сильнее, лишь сладость свершившейся мести успокаивала его. Он расправился с подлыми убийцами сына! И не может быть ничего важнее этого! А возвращение в стойбище может и подождать, в такой буран не пройти и десятка шагов. Придется переждать непогоду здесь. В этом даже есть своя прелесть – перед уходом он сможет вновь насладиться зрелищем растерзанных врагов! Подлая тварь Чиука подыхала долго, и ее глаза всё это время видели труп Лицуро, что доставляло вождю огромное удовлетворение. Его страдания отомщены!

Что-то незримое уперлось ему в спину, будто взгляд голодного хищника, притаившегося в зарослях и изготовившегося к атакующему прыжку. Вождь обернулся, гневно сверкая глазами, но понял, что никто из его воинов не осмелился смотреть в спину своему предводителю. Они разжигали огонь в очаге и перетряхивали оставшееся от умерщвленных убийц добро в поисках пищи. Вождь уже хотел вернуться к своим думам, как вдруг заметил сгущающуюся в дальнем углу черноту. Там, в самом сердце иссиня-черного тумана, стоял Лицуро и издевательски ухмылялся, глядя ему прямо в глаза. Опешивший вождь схватил копьё и с громким возгласом метнул его в смеющегося врага. Копошащиеся вокруг воины подскочили, хватаясь за оружие, и замерли, не сводя с вождя испуганно-удивленных взглядов. Тот злобно отмахнулся от них и прошел в дальний угол, в котором не было ни черноты, ни Лицуро, лишь копьё вождя торчало из стены. Он выдернул застрявшее в бревнах оружие, вернулся к расстеленным на полу шкурам и улегся спать. Зрение и слух подводят вождя, являя бредовую действительность, и потому необходимо отдохнуть. Победа слишком утомила его, но праздновать её он будет ещё долго. Вождь закрыл глаза и попытался заснуть, не обращая внимания на чудящийся в завываниях усиливающейся снежной бури ироничный хохот.