— «Фокке-вульф»! — крикнул кто-то из санитаров.

Хирург прислонился к стене. Люди метнулись к выходу. Раненый лежал на операционном столе неподвижно. С раскрытой полости живота соскользнула хирургическая салфетка.

Наташа подняла голову и вопросительно посмотрела на хирурга.

Осколок с визгом пролетел между ножками стола.

— Будем продолжать, — с трудом произнес хирург.

Наташа подбежала к двери и загородила собой выход. Она хотела что-то крикнуть, но у нее захватило дыхание, и она сказала совсем тихо:

— Доктор говорит: будем продолжать. — Она испугалась, что ее никто не услышит, но кончила уже совсем шопотом: — Никто не уйдет, пока мы не кончим работу.

В этом грохоте, может быть, только шопот и можно было услышать.

В комнату вывалилась оконная рама. Хирург попросил, чтобы его подвели к столу и посадили на табурет.

— Два кохера и один пеан, — сказал он операционной сестре.

Рядом с госпиталем рвались мины. В палату принесли новых раненых.

Операция продолжалась. Наташа помогала операционной сестре. Передний край, к которому она так стремилась, проходил теперь здесь, через операционную, раскинутую в этом классе.

Когда операция подходила к концу, ее толкнуло, ногу чем-то обожгло, горячая волна подкатилась под горло. Во рту стояла теплая кровь. Столик с наркозом закружился вдоль стенок класса и опрокинулся. Ее подняли и положили на стол.

— Хлорэтил! — приказал хирург.

Наташе надели маску.

— Считайте!

Что-то холодящее прошло по щеке. Она не то провалилась, не то улетела куда-то — стола под спиной не было.

— Четыре… пять… семь… пять… восемь…

Сквозь сон Наташа услышала гул, и кто-то рядом сказал.

— Опять «фокке-вульф»! Над самой крышей залет.

Больше она ничего не слышала…

К вечеру Наташа проснулась.

Залитая по грудь гипсом, она лежала молча и чуть заметно улыбалась.

— Больно? — спросил сосед.

Она не расслышала.

— Верно, очень больно?

— Да нет, ничего.

Она посмотрела в окно и почему-то вспомнила: «Чувствовать себя сильным и способным к борьбе — это и есть счастье». Где-то она читала это — кажется, у Сергея. Ну да, это было написано поперек обложки на его обшей синей тетради, а дальше, кажется, шли задачки по химии.

То ли небо склонилось ближе к окну, то ли Наташу кто-то приподнял к небу, только луна и звезды в тот вечер были и крупнее и ярче. Стоит лишь протянуть руку — и дотронешься до Млечного пути. Ей казалось, что она может все. Она чувствовала себя очень счастливой.

О гибели подруги Наташа не знала. Ей сказали, что Ийку срочно вызвали в санотдел армии и оттуда отправили на курсы учиться. Наташа скучала по Ийке, ждала от нее писем и присматривалась к соседям по палате.

Рядом с Наташей лежали два командира. Оба были из одной дивизии, оба ранены в череп. Они ни разу не видели один другого, хотя их носилки стояли вплотную.

Майор воевал третью войну. Младший лейтенант недавно кончил училище.

— Это — сынок мой, — любил говорить майор. — Теперь никуда его от себя не отпущу. А скажи, сестричка, ты ведь видишь, — спросил майор у Наташи: — похож младший лейтенант на меня или нет?

Оба соседа были одинаково слепы, одинаково терпеливы. Одинаковая повязка — «шапка Гиппократа» — белела у обоих на голове. А главное — у обоих была одна судьба.