– Чего заладила? – спросила я ее.

– Ничего. Просто нам обеим будет тринадцать, значит, мы уже не дети. – Она затихла, с силой оттолкнула ногой наползавшее сено и пробубнила в бутылку: – Ты скоро станешь подростком, а сама даже целоваться не умеешь. – Она делано захихикала и отхлебнула из горлышка. Шипучка пенилась на ее губах.

– А сама-то, – ответила я. – Думаешь, ты на самом деле мисс Секси?

Подразумевалось, что она обидится. Когда мы играли в «Клуэдо», что бывало довольно часто, ни я, ни Ирен никогда не брали фишку мисс Скарлетт.

На крышке нашей коробки были фотографии людей в чудных старомодных нарядах, которые застыли в картинных позах посреди всякого отжившего свой век барахла. Предполагалось, что они изображают персонажей игры. В нашем издании грудастая мисс Скарлетт разлеглась на кушетке – этакая обольстительница в алом платье и с сигаретой в длинном черном мундштуке. Мы прозвали ее мисс Секси и придумывали ей истории о порочных связях с пузатым мистером Грином и бывалым полковником Мастардом.

– Не обязательно быть мисс Секси, чтобы с кем-то целоваться, мышка-глупышка, – сказала Ирен.

– Ну и с кем же мне целоваться? – Я отлично знала, каким будет ее ответ, и все же затаила дыхание, дожидаясь его.

Она молчала. Вместо ответа она одним большим глотком допила рутбир, положила бутылку на бок и легонько подтолкнула. Мы смотрели, как бутылка катится к зияющему проему, под которым виднелось сено, вслушивались в глуховатый шорох трущегося о мягкую древесину стекла. Пол там был слегка скошен, и, достигнув края, бутылка приземлилась на сено, о чем нам сообщило едва различимое шуршание снизу.

– Твой папа рассердится, когда найдет ее там. – Я смотрела прямо на Ирен.

Она перехватила мой взгляд. Наши лица опять были совсем близко.

– Спорим, ты не посмеешь меня поцеловать. – Ее глаза были прикованы к моему лицу.

– Ты что, взаправду?

Она состроила свою любимую дебильную гримасу, мол, ясное дело, и кивнула.

И я ее поцеловала. Не стала дожидаться объяснений или когда ее мама позовет нас привести себя в порядок к ужину. Что ж… Чего рассказывать о поцелуе тому, кто сам не пробовал? Тут все дело в тебе и в том, как тебе отвечают. Скажу одно: губы у нее были соленые и на вкус как рутбир. И еще голова у меня все время кружилась. Если бы это был единственный раз, тогда бы ничего, мы и не такое раньше вытворяли, какая разница. Вот только потом, когда мы сидели, прижавшись к ящикам, наблюдая, как оса кружит и вьется над лужицей шипучки, Ирен поцеловала меня. Сама. Я не просила, но мне было приятно, когда она это сделала.

И тут уж ее мать и правда позвала нас ужинать. Все то время, что мы мылись над большой раковиной у заднего крыльца, ели хот-доги с пылу с жару, такие, как нам нравилось, – с корочкой и густо политые кетчупом, уписывали клубничный пирог (каждая взяла по две порции), мы словно робели друг перед другом. Всю дорогу в город, пока грузовик ее отца катил по Семетри-роуд в дальний конец Майлс-сити, в машине было очень тихо, не считая, конечно, треска и рева, которыми сопровождались передачи на радио «КАТЛ», вещавшего в AM-диапазоне.