Встали затемно ишшо совсем, невыспавшиеся толком и подмёрзшие – на землице-то спать таково, хучь и две рогожи под спинами. Народищу! Страсть.
— Будто всё ночь шагали сюда, — озадачился Ванька.
— А ты думал? — повернулся к нему Дрын, вытаскивая палец из носа, Сопел себе в две дырки и даже не ворочалси, а народ-то даже ночью подходил. Гля! Поодаль чуть даже торговцы с телегами встали, квасом да чем иным торговать задумали, не иначе.
— Иди ты! — не поверил Ванька, скатывая рогожи, которые уже начали мешать людям. В стороне, сгребая песок дырявыми сапогами, забрасывали костёр, переругиваясь с народом. Ране-то надо было забрасывать, а не когда он мешать всем стал!
— Сам иди! Да вот хоть у Егорки спроси!
— Давайте-ка собираться поскорей, — гляжу озабоченно на людёв, которых становится всё больше, — а то и пожитки не соберём, затопчут вот сейчас, ей-ей!
— Мальцы! — басовито позвал нас Пахом Митрич. — Сюды давайте.
Мущщина хмурится, тревожно поглядывая на людёв, да бороду комкает в жилистом кулаке.
— Не ндравится мне это.
— Да ладно, Митрич, — успокоили его, — чегой впусте волноваться-то?
Начало светлеть и народ двинулся к буфетам, пошли и мы. В тесноте да с яминами, шли запинаяся. Если бы не мужики, то наверное бы отстали, а тогда хренушки, а не подарки царские!
Мы хорошо подошли, к буфету почти шта, остальные кто где встал. Я пока шёл, нагляделси, многие в яминах встали, места поверху не нашлося.
Тесно встали, только-только чтоб дышать можно было, и то едва. Мы в серёдке стояли, меж мужиков, а и то сдавливало. Чуть не два часа так простояли, пока не посветлело совсем.
— Раздают! Раздают! В серёдке раздавать начали! — завопили многоголосо в толпе, и народ хлынул в ту сторону. Нас сразу сдавило и понесло, как щепки в весеннем ручье.
— Всем не хватит! — завопила дурноматом кака-то баба близь от нас, и толпа стала ещё хужей, ещё дурней. Только рты оскаленные да глаза белёсые, чисто как у пьяниц запойных, к коим белочка наведовалася.
Ванька спотыкнулся, да так и не встал, только и успел я увидеть, как исчезла светло-русая голова понизу, под ногами. Меня толкают, наступают на ноги… то-то порадовался сейчас, что в ботинках, а не босой! Иначе бы уже… как Ваньку!
Невозможно почти дышать, только локти растопыренные да напружиненные и спасают. Через раз дышу, через силу, будто через тростиночку, когда под водой глубоко сидишь.
Мы с Пономарёнком руки сцепили, чтоб не разделяться, значицца. Ан всё равно, в стороны-то разнесло, и не видно никого из знакомцев-дружков.
— Робёнков! Робёнков поверху передавай!
Да куда там! Одни о людях беспокояться, значицца, а другие хучь по головам, а подарок царский прежде всего! Меня подхватили было вверх, да потянули, ан не вышло – толпа в сторону шарахнулася, да и я вместе с ей, хорошо хоть не затоптали.
— Мамочка! — под ногами что-то хрустнуло и я упал вниз, обдираясь о доски, и в воду!
За мной вслед ишшо несколько человек попадало, чудом не убило. По голове крепко прилетело, еле-еле над водой удержался, за тела мёртвые цеплячись, да бревенчатые стенки колодёза. А сверху ишшо падали, ишшо…