Супротивники уж знают, только лаются неуверенно. Опасаются, значицца. Но вот завелась гармония и заорали частушки.

Снег утоптанный, хорошо… Выставив левую руку, иду шибко навстречу противнику, а тот уже бежит на меня. Кулак правый назад заведён, рот раззвявлен… на! Только зубы клацнули, да жопу о снег охлаждать принялся.

Дрын со своим сцепился, охаживают друг дружку. Тьфу ты! Забыл ужо, чему учил я его! Как был балбес, так и остался! Горячий, чисто самовар.

Ан нельзя помогать-то, сам на сам драчки-то, как уговорено.

— Ну, кто ишшо смелый! — подзуживаю супротивников.

— Я тя… — Начал долговязый Санька Фролов, замахиваясь из-за плеча.

А я что, жать буду! Прыгнул вперёд, да сразу вниз ушёл, уклоняяся. И кулаком в пузень, прямо в душу! Закашлялся только, руки к пузу прижал. И на ещё по чапельнику, только юшка брызнула. Сидит!

Стою, значицца, скучаю. Годки мои при деле все, руками махают, а я как столб! Нельзя помогать-то, эхма… Сашка Дрын наконец со своим разобрался, ну оно и вовремя, теперича ребят постарше черёд. Я с ними просился-то, ан не пустили. Говорят, не положено!

— В другой раз и не зовите! — говорю недовольно атаману, вернувшися назад. — Что за драка такая? Сунешь раз в морду, и закончился!

— Га-га-га! — пролетело над толпой. Насмешил мужиков, значицца.

— Закончились! — икал со смеху пожилой лавочник, утирая слёзы. — Ишь какой!

— Ну так я только раззадорился, дяденька, а они – всё, жопкой снег топить! А мне што теперя? Только завёлося, кулаки-то чешутся!

— Га-га-га!

Хлопая по плечам, нас отвели на самолучшие места. Хорошо драчку-то начали, значицца. А потом ишшо и народ взвеселили. Ух, какие они задорные-то на лёд выскакивали.

— Посадим бурсаков снег жопами топить! — заорал кто-то из взрослых.

— Ура!

Приплясывая на месте, слежу за боем, глаз не отрывая. Ух, здорово! Стеношников на кажной стороне больше, чем народу у нас в деревне-то, да все мужики здоровые, злые.

— Под микитки ему! — ору долговязому Саньке Фролову, сцепившемуся с супротивником. — Да!

— Слева, слева заходи! — надрывается Дрын, размахивая руками. — Да куды ты прёшь, дурень!

Наорались всласть, и уж собралися по домам, но тот купец остановил, гривенник дал.

— Повеселил ты меня, малой. Жопкой в снег-то!

— Ишь ты! Спасибо, дяденька!

— Ступай! — весело отмахнулся тот, обдав запахом блинов и вина. — Погуляй на все!

Гривенник-то, оно вроде и немного, на всю нашу кумпанию-то. Ан и другие нашлися, кто нас запомнил, а меня особливо. Ух и наелися тогда! Кто блином угостит, кто сбитнем. А пряников! Чуть пузо не лопнуло, ажно дышать тяжко.

И денюжки надавали, но те мы честно с Дрыном пополам поделили, остальные отказалися.

— Не нами заработано, не нам и тратить, — важно, как взрослый, сказал Пономарёнок. — От блинов-то, особливо когда торговцы угощают-то, не откажемся. Так, парни? Вот… а денюжку-то попрячьте!

Мы опосля, когда уже по домам собрались, денюжку посчитали-то. Два рубля тридцать восемь копеек, деньжищи-то какие! На кажного по рупь шиисят девять. Годки наши за таки деньги по две недели на фабриках, не разгибаясь, а тут просто двум мордам насовал, и на тебе!