Отложенная.
Но неизбежная.
Ибо все, здесь присутствующие, прекрасно понимали — их карьере конец. Кто-то учиться не мог в силу скудных умственных способностей. Кто-то не хотел, считал ниже своего достоинства. А кто-то стеснялся на фоне монолитной реакции товарищей.
Тухачевский вновь раздраженно потер лицо.
— Нужно срочно что-то делать.
— А что ты сделаешь? К Михаил Васильевичу не подойти. — скривившись спросил Якир. — Мои люди как-то понаблюдали за ним. Он изо дня в день ведет себя так, словно ожидает нападения. И бдительности не теряет. А его охрана — не псы, но волки. Голодные, злые, борзые. Только сунься — растерзают. Чем Феликс и воспользовался. Коминтерн то вон как раздавили. Даже пискнуть не успел. А основной ударной силой там именно СОН и выступила.
— Боится …! — воскликнул Егоров.
— Тише, — потирая виски буркнул Тухачевский. — Криком делу не поможешь.
— А что тише? Или мы его, или он нас. — не унимался Егоров. — Сначала из армии выпрет, а потом с помощью своего дружка тихо подчистит.
— Не нагнетай. Зачем ему нас убивать?
— Потому что оставлять в живых — опасно. Мы ведь станем мстить. Он что, дурак, так рисковать? Любой из нас после того, как будет выброшен из армии, будет представлять для него угрозу. С револьвером, винтовкой… да даже с ножом.
— Ты, дружок, не видел его охрану, — нервно хохотнул Якир.
— А что охрана? Он ведь ходит в театр, кино и прочие общественные места. Вышел в туалет. А там кто-то из нас его ждет.
— По прошлом году пробовали.
— Он силен. Но нас много. Не один так другой. В конце концов — можно и в театре во время сеанса пристрелить. Подкравшись. Нет. Я решительно убежден — Фрунзе станет от нас избавляться.
— А чего медлит? — устало спросил Тухачевский. — После того, как они с Феликсом разорили Коминтерн, арестовав Литвинова. Кто их остановит?
— Эта тварь хочет соблюсти нормы приличия. Чистеньким из этого дерьма выйти.
— Не нагнетай…
Дебаты шли не шатко не валко.
Они то скатывались в нервные перепалки. То в попытки смоделировать удачное покушение. Да такое, чтобы потом самим как-то оправдаться.
Понятно — Фрунзе их враг. И Сталин их сейчас активно поддерживал. Но ни у кого из присутствующих не было сомнений относительно амбиций самого генерального секретаря. Для чего ему требовалось получить контроль над армией и органами. Что подразумевало довольно простой вывод — они не нужны. У них всех есть амбиции, и они вроде не дураки. А значит, что? Правильно. Сталин их станет затирать, а потом и постарается от них избавиться как от слишком самостоятельных, опасных фигурантов.
Так что они чувствовали себя как между Сциллой и Харибдой.
С одной стороны, на них неумолимо надвигался паровой каток Фрунзе с выглядывавшего из-за его спины Дзержинского. С другой — Сталин, подкрепленный довольно крепким пластом партийной номенклатуры. При любом раскладе они получались лишними. В лучшем случае — одноразовым инструментом. Этаким куском свежей туалетной бумаги. Что толкало их к мыслям о том, чтобы не просто устранить Фрунзе, но и совершить полномасштабный военный переворот. Дабы «сбросить власть прогнившего ЦК» и утвердить «настоящую народную власть» с собой во главе.