Белофинны сидели тихо — не было повода. А поляки, вслед за «просвещенной Европой», «ржали» над реформами «глупого румына». И наблюдали, «набрав попкорна» за тем, чем закончится очередной виток политической борьбы в Союзе. Так что военная тревога 1927 года откладывалась. Вряд ли надолго. Но и это хорошо. Так что Фрунзе смог себе позволить продолжить «строить заводики» и «производить юнитов». Из-за чего у него возникали какие-то дурацкие ассоциации с игрой «Казаки», в которую любил поиграть сын его племянника.

Глупость.

Но что-то в этом было…

1927 год, май 15, Москва

Михаил Николаевич Тухачевский потер лицо.

Последние несколько недель ему что-то было не по себе. То взглянет на портрет Маркса, а ему там какой-то незнакомый тип видится. То еще чего. А намедни сон приснился, в котором прокуренный женский голос пел про то, что «знает все его трещинки». Тема очевидно гомосексуальная и он проснулся в недоумении. Почему женский голос? Да и вообще, что за чертовщина?

Вот и сейчас.

Он сидел на собрании верных и преданных делу товарищей. А ему вдруг померещилась какая-то незнакомая «рыжая морда» в их рядах. Протер глаза. Осмотрелся. Нет. Но ведь видел же. Почти как наяву.

— Отдыхать вам нужно больше, — заметил Уборевич.

— И нервничать поменьше, — добавил Якир. — Мне иной раз тоже всякое кажется.

— Может к доктору сходить?

— И что я ему скажу? Что Карл Маркс у меня на портрете облысел? А потом обратно оброс? — присутствующие промолчали. — Вся эта история меня в могилу сведет.

— Не исключено, — покивал Путна. — Но если и сведет, то всех нас. Разом. Не боитесь?

— Умирать в одиночку страшно, — фыркнул Якир. — А всем скопом — еще и пошутить можно. Как там раньше болтали? На миру и смерть красна. Так что ли?

— Дурной разговор мы затеяли. Ой дурной. — покачал головой Тухачевский. — Еще накликаем беду. Но с Фрунзе нужно что-то решать.

Все присутствующие покивали.

В этом они были солидарны всецело.

Так как их, героев Гражданской войны, Михаил Васильевич методично оттирал от управления армией. И уже сейчас вывел во многом на второстепенные должности, отстраняя от командования войсками. Ну, точнее, поручив «крайне важные» задачи в территориальных формированиях. И заслуженные командармы, комкоры да комдивы «увлекательно» инспектировали всякие батальоны и роты, развернутые на местах. Малые гарнизоны. Где несли службу те, кто прошел курс молодого бойца.

И территориальными они были достаточно условно. Скорее гарнизонными и вспомогательными. А личный состав в них был перетасован — дай боже. Ближе тысячи километров к месту призыва никого и не направляли. За исключением, пожалуй, «водоплавающих». Но там обстоятельства — море или океан не передвинуть.

Дальше — больше.

Каждому из этих героев гражданской войны была назначена дорожная карта по учебе. С достаточно строгим графиком. И время пошло. А многие из них даже не начали. Что должно было закончиться вполне закономерно — увольнением в запас. Да еще с аттестацией в звания уровня унтера или обер-офицера, скинув с генеральских позиций.

Это была катастрофа.