Кроме того, указанные 2 миллиона тонн зерна из-за которых весь сыр-бор и завертелся составляло экспортом СССР за предыдущий год. В этом году Политбюро планировало отгрузить столько же или больше. А тут такая неприятность… То есть никакой угрозы голода технически не имелось. Проблема намечалась с экспортом зерна, ведь в предыдущем 1926 году он составил более 20 % от всего экспорта Союза.

Тяжело.

Особенно в сочетании с тем, что главным пунктом импорта СССР в эти годы было разнообразное сельскохозяйственное сырье. В первую очередь для легкой промышленности, без которых оно бы встало или испытало серьезный кризис.

Проблема. И проблема весьма серьезная. Но всецело проистекающая из действий руководства страны. И если поначалу, там, в будущем, изучая этот вопрос, Михаил Васильевич посчитал это все за очередную попытку «собрать сметану на говне», чем регулярно грешило Политбюро. То позже пришел к твердой убежденности в том, что это была целенаправленная провокация, легшая в основу намеченных планов для социального преобразования сельского населения. То есть, перековки из крестьян, бывших по сути мелкими буржуа настоящих пролетариев.

Тем более это все было очевидно Фрунзе, так как в его понимании являлось стандартным приемом. Именно его использовали для раскачки ситуации и в 1917 году, и в 1991-ом. Так что ничего нового и необычного он тут не увидел.

В этой же истории все пошло совсем по другому пути.

Прежде всего отказ от экспорта революции и разгром Коминтерна привел к тому, что оснований для «военной тревоги» не имелось. А намеченную коллективизацию отложили на неопределенное время. Из-за чего никаких провокаций, необходимых для оправданий смены курса, никем не проводилось.

Иными словами, само по себе все прошло бы относительно спокойно. Но нарком сумел протолкнуть комплекс мер для парирования возможного кризиса. Например, он продавил через Политбюро, а потом и через Пленум ЦК так называемые «элементы социализма» в НЭПе. Одним из таких элементов стала сетка тарифов максимальной маржинальности. Она вводила ограничение на предельное количество посредников и максимальный процент наценки на каждом этапе для разных категорий товаров и услуг. То есть, тут он действовал прямо «по де Голю», который использовал этот же механизм в свое время, чтобы придушить озверевших спекулянтов.

Для исполнения же этого нововведения продавил создании ОБЭП при ОГПУ. Маленькое ведомство, ведущее проверки выявленных нарушений. Пока маленькое, но уже весьма продуктивное. Благо, что проверить выполнения этой нехитрой «сетки тарифов маржинальности» было несложно.

Как следствие — в самые сжатые сроки в стране начали падать цены на товары и кое-какие услуги. Что прямо отразилось на простых обывателях. И рабочие к осени 1927 года наконец-то сравнялись в среднем по своим реальным дохода с дореволюционной Россией…

К удивлению Михаила Васильевича, на ниве борьбы с финансовыми преступлениями отличился старший оперуполномоченный ЦА ОГПУ, майор госбезопасности О. Бендер. Как? Да просто. С его феноменальным чутьем на аферы и махинации, он довольно легко вычленял ключевые точки в общей картине, и быстро находил каналы, по которым денежки и прочие ценности текли от спекулянтов и уголовников к их покровителям. Составлял планы, схемы. Проводил очень толковую аналитику. А потом отдавал это все коллегам. Для которых по получению столь дельных раскладов остальное становилось лишь делом техники. Даже спецназ не всегда "выгуливать" приходилось — многих банально брали дома или в местах увеселения обычные сотрудники УГРО.