— Да ведь так, по сути, и есть!

— Он неплохой мальчишка — спокойный, послушный. Мне б такого раба.

— Что же он не кричит? Ведь должен…

— Тсс! Ага! Слышите?

Снизу, с тропы, послышался звонкий крик — юный невольник звал хоть кого-нибудь, ему ведь и было велено: потеряешься в тумане — кричи. А как тут один, сам по себе выйдешь? И выше, и ниже тропа разделялась на несколько — по которой идти?

— Эй! Эге-гей! — снова донеслось снизу.

— Хаким, крикни ему, что мы здесь, пусть ждет спокойно, — подумав, распорядился Халед. — А то еще и правду уйдет, заплутает. Только быстро кричи, не спугнуть бы.

— Эгей! Парень! — высунулся из-за скалы Хаким. — Мы идем, дожидайся.

— Ага!

— Ва, Аллах! — молодой воин неожиданно скривился. — А мы ведь не сможем его спасти, если явится Нелюдь. Просто не успеем! Может быть, я бы спустился заранее и…

— И спугнул бы! — Светлые глаза Халеда вспыхнули неожиданной яростью, и ему стоило немалых трудов говорить сейчас спокойно и тихо. — Я вовсе не собираюсь никого спасать! Собираюсь поймать. Что же до этого мальчишки, то не думай, Хаким, что мне его не жалко и что я явился сюда, дабы отдавать на растерзание детей. Нет, не за этим. И этого парня мне жалко, как, полагаю, и вам. Но я, как и вы, люблю свою Родину и готов ради нее на все. И если ради этого Нелюдь сейчас растерзает несчастного раба, то… Вы забыли Сеуту! Как рыцари безбожного короля Жуана врывались в наши дома, насиловали наших женщин, жгли, убивали, грабили! Я ничего этого не забыл, нет!

— И мы, господин, не забыли.

— Тихо! — встрепенувшись, Заир поднял вверх указательный палец. — Словно бы внизу что-то лязгнуло — слышите?

Хаким дернулся:

— Да, там, внизу… Он!

— Бросайте сеть! Заир, Исмаил — за мной!

Нелюдь не успел уйти, он еще стоял рядом с только что растерзанным телом, вдыхая свежий запах дымящейся крови, и как будто молился… Наверное, и в самом деле молился — мерзким демонам Тьмы!

Упала сеть. Прямо ему на голову, и тут же на тропу выбежали охотники-мусульмане. Навалились, скрутили Нелюдю руки. Не таким уж он оказался и сильным, это кровавый выродок… Но не сдавался, понимал, что с ним будет, изворачивался, вырывался, хрипел!

— Снадобье! — Халед вытащил флакон. — А ну, откройте-ка ему пасть… Пей, отродье ифрита, пей! Смотри только не подавись… Вот, так, так… ага… Замечательно! Теперь ведите его к лошадям, парни. Да не спускайте глаз.

— Обычный человек! — удивился Хаким. — Нет, совсем обычный.

Охотники радовались — поймали! Поймали того, кого выслеживали не то чтобы долго, но муторно и трудно. И наконец выследили! Как говорят рыбаки, взяли на живца!

На живца… Никто о нем, о живце, потом и не вспомнил, лишь красавчик, Халед ибн Хасан, приказав сбросить труп в пропасть, слегка скривил губы да тихо промолвил: «Жаль». А юный Хаким украдкой вознес молитву Пророку. Осмелился, хоть погибший и был неверным, рабом. Однако все ж принял смерть за благое дело, правда, не по своей воле… Ну что ж, у человека вообще своей воли нет и быть не может, на все воля Аллаха, и только лишь Его!

Зловещие тучи клубились над морем, и проглядывающее сквозь них светило равнодушно взирало на армаду боевых галер, тихо и неуклонно приближавшихся к гавани Барселоны. Стоял полный штиль. Беззвучно поднимались и опускались весла. Зеленое знамя Пророка отражалось в воде. Находившиеся на бортах судов воины в кольчугах и шлемах уже натянули луки, готовясь послать стрелы в цель. Сабли исламской пехоты угрожающе взметнулись к небу, в изогнутых клинках отразилось солнце… и смерть.