— Это твое последнее слово? — осведомился Гриф, не сводя с меня цепкого оценивающего взгляда. — Другого случая может и не представиться.

— Последнее, — как можно тверже ответил я. — Не верю я в это. Не одни мы такие умные. И до нас многие наверняка пытались бежать. Вряд ли вышло у многих. Будь у нас наготове лодка, другое дело. А так… Поймают — еще хуже будет.

— Смотри, как бы потом не пришлось пожалеть, — не предвещающим ничего хорошего тоном ответил Гриф.

— Все может быть, — заметил я. — И все-таки, шансы на успех слишком малы. Если они вообще есть. Ну, ограбим мы хозяина, а если он раньше времени заметит кражу? К тому же, на ночь нас запирают, а куда убежишь днем?

— Дурак! Стал бы я предлагать безнадегу! — процедил Рдецкий. — Мне с моим опытом виднее.

— Все равно. Не верю — и точка. Очень уж много разных «если». Добром это не кончится. Не здесь, так в море.

— Как хочешь. — Гриф с подчеркнутым безразличием пожал плечами. — Но только заикнись кому о нашем разговоре…

— Само собой. Ничего не слышал, ничего не видел, ни о чем не ведал. У бедного еврея своих забот хватает.

— Правильно, — подтвердил Гриф и неторопливо удалился. Потом, уже вечером, я заметил, как он о чем-то шушукался с долговязым Вовчиком. Меня очень удивил выбор его нового напарника. Владимирцев хоть какими-то единоборствами занимался, но Вовчик! Он даже на роль живых консервов не годится!

Но, как говаривал Лаврентий Павлович, попытка — не пытка. Пусть бегут, если получится. А я лучше попробую дождаться Командора. При его талантах вырваться на волю — пара пустяков. Не бросит же он нас на произвол судьбы!

И снова потянулись дни, нудные и, несмотря на яркое солнце, беспросветные. Тело постоянно ныло от боли, одолевала нарастающая слабость, донимала жара, и лишь бич надсмотрщика не давал мне упасть где-нибудь в тени и лежать там без всяких мыслей. Нашим чернокожим собратьям по несчастью было намного легче, они хоть к солнцу привычные, а мы…

Я поймал себя на том, что меня все чаще охватывает какое-то отупение. Ни мыслей, ни чувств. Даже желания куда-то пропали. Кабанов, Валера, Лена почти ушли из моей жизни и памяти, я больше не тосковал и не думал о них. Я вообще временами переставал думать, а более или менее энергично шевелиться начинал, лишь когда мимо проходил надсмотрщик с бичом. Боли я боялся по-прежнему.

И в тот день, в очередной раз заметив приближение властителя наших израненных спин, я изо всех сил начал делать вид, будто старательно работаю. Беда заключалась в том, что сил почти не осталось. Я на секунду оглянулся посмотреть, долго ли еще горбатиться? Тут-то все и произошло.

Надсмотрщик как раз миновал Вовчика, и тут он прыгнул, обхватил мучителя левой согнутой рукой за шею, а правой, с зажатым в ней предметом, принялся неумело колотить его по груди и животу. Надсмотрщик вскрикнул, попытался вырваться, но после нового удара в живот согнулся. Тогда Вовчик перехватил нож обеими руками и со всей силы вонзил его сверху и сзади в шею.

Работа мгновенно прекратилась. Все стояли и смотрели, что будет дальше. Один Рдецкий медленно и молча направился к Вовчику. Тот выхватил из-за пояса у убитого длинноствольный пистолет, и тут мы увидели бегущего сюда второго надсмотрщика. Очевидно, он услышал крик своего товарища, и теперь мчался на помощь.