Расценочки, однако. На первый взгляд. Но – жест весомый. Труды и акции Евдокии Землероевой подскочили в цене в два раза. А это есть – респект, как говорится.

Через полчаса начали поступать первые известия. Пробухав сапожищами по сеням, в комнату заскочил встрепанный мужик в брезентовой ветровке:

– Нифася жив! Мужики его в больничку повезли, я на ходу спрыгнул – и к вам!

– Живой доедет? – хмуро буркнул Воропаев.

– Можа, и доедет, – не слишком уверенно пробасил пришедший и поглядел на Евдокию: – Спасибо, что сказала, что его в подпол скинули. Мы сразу же туда. Достали, перевязали, можа, и доедет. Выкарабкается бедолага.

– Эти – где, Савелий?

– Ушли, Иванович. Но пешие. Догоним. Кудасов лайку взял. Они ж и одного своего положили – парня с кривым носом.

– Это Меченый, – судорожно вздохнула Евдокия и сжала озябшие ладони между сдвинутыми коленками. – Он кореш вашего Карима. Могу предположить, Меченый был против побега. Или убийств.

Савелий нерешительно мялся у стола, топал сапожищами и, поглядывая на влиятельного родственника, откровенно намекал тому выйти, поговорить без посторонних. Воропаев вопросительно посмотрел на шпиона. Шаповалов медленно смежил веки. Родственники вышли в сени. Суть разыгранной пантомимы стала для сыщицы ясной довольно скоро.

– Николай Васильевич! – налегая грудью на стол, приблизив лицо к собеседнику, зашептала Евдокия. – Я Доброжелателя вычислила! Кажется.

– Кажется или уверена? – прищурился Шаповалов.

– Процентов девяносто сойдет?

– Нет.

Сыщица опешила и вернула зад на стул:

– Как это?.. Я думала…

– Евдокия, я дал Ивану слово чести, что буду играть в открытую. Не буду утаивать информацию и стану делиться размышлениями. Если ты не уверена в том, что собираешься сказать…

Васильевич не закончил предложение. Евдокия во все глаза смотрела на сверхсерьезного друга и понимала, что тот не лукавит. Не собирается играть в игры с собственной совестью.

– А он-то вам какое-то уркаганское слово дал в ответ? – пораженно разглядывая Шаповалова, поинтересовалась Дуся.

– Я не просил. Я дал слово офицера, этого достаточно. Так что ты либо говори обо всем с нами обоими, либо вообще молчи и действуй автономно. – Заслуженный разведчик сочувственно смотрел на разочарованное личико девушки, подбородок морщил, утягивая вниз уголки губ. – Кстати, ты прости меня, Дуська, если встретил не так. Не надо, чтобы кто-то здесь видел, как ты мне дорога.

Евдокия опустила голову, кивнула:

– Я поняла. Я знаю, что сказать.

Дверь в комнату открылась. Опытный сиделец, не раз верховодивший зонами, моментально почувствовал, что, пока он отсутствовал, что-то изменилось. Евдокия сидела мрачная, как надгробный памятник, и стол разглядывала.

Воропаев прошагал от двери, остановился.

– Иван Иваныч, моя красавица хочет что-то нам сказать, – с удивившей Дусю веселостью, произнес Шаповалов. – Садись, послушаем.

Уставившись в скатерть, сыщица заговорила:

– Я почти уверена, что знаю, кто Доброжелатель. Для того чтобы убедиться полностью мне нужна ваша помощь, Иван Иванович. – Дуся подняла голову и в упор поглядела на смотрящего. – Не спрашивайте меня ни о чем. Пока не буду уверена полностью, человека вам не отдам.