— Я-то не забыл! — ответил Хосе, еще ниже опуская голову. Он окончательно убедился в том, что отец Франциск одержим пагубной страстью и губит не только себя, но и миссию.

— Тогда иди и исполняй что велено, — резко сказал профос.

Брат Хосе склонился в поклоне и пошел к братьям, ожидавшим распоряжений его высокопреподобия.

Тем временем индианка встала перед пирамидой таким образом, что оказалась точно в центре между двух каменных рельефов, изображающих головы ягуара. Она воздела руки к небу и принялась нараспев произносить слова на давно забытом языке. Ее чистый голос, увеличенный удивительной акустикой этого места, усилился, так что, казалось, ее слышно по всей округе. От этих произносимых речетативом заклинаний всем стало не по себе. Порыв ветра пронесся по долине, срывая листья и пригибая траву, замолчали птицы, а солнце скрылось в дымке, отчего все погрузилось в тень.

Лукреция высунулась из портшеза и посмотрела на небо.

— Как бы дождик не пошел, — пробормотала она и велела носильщикам опустить ее на землю. Она выскользнула наружу и сделала несколько шагов к отцу Франциску.

— Стойте, — услышала она, и в ту же секунду ее грубо схватили за руку.

Она обернулась и оказалась лицом к лицу с секретарем профоса.

— Что вам нужно? — с досадой воскликнула она, пытаясь освободить руку.

— Мне велено сторожить вас, — ответил молодой монах. — И я выполню приказ.

Лукреция топнула ногой. Как ей надоели эти упрямые ослы, искренне считающие себя христианами.

За препирательствами она упустила главное.

Почва под ногами людей вздрогнула, и, повернувшись, Лукреция увидела, как огромные валуны опускаются на землю, превращаясь в некое подобие подъемного моста. Теперь вместо стены в пирамиде зиял черный провал.

Индианка шагнула вперед. За ней двинулся отец Франциск. Никто ничего не успел сообразить, как мост снова поднялся, отрезав вошедших в пирамиду от всех остальных.

Отец Хосе, не выпуская Лукрецию, повернулся и указал на лестницу, расположенную прямо в склоне пирамиды.

Подчиняясь приказу, люди стали подниматься наверх, рискуя сломать себе шею на заросших сорной травой, лианами и кустарником ступенях.

— Тупые фанатики! — выругалась Лукреция, споткнувшись на первой же ступеньке и едва не вывихнув ногу.

Испанец и индианка прошли тесным коридором и оказались перед глухой стеной. На-Чан-Чель подняла руку и дотронулась до морды крылатого змея, высеченного прямо в стене. В глухой тишине звякнули золотые браслеты. Отец Франциск вздрогнул.

Она произнесла несколько слов на языке майя, стена с рокотом вдруг поползла в сторону и перед ними открылся другой проход, прямой и темный. Из него пахнуло затхлостью, горелой каучуковой смолой и пряными травами. Пройдя несколько ярдов, женщина и ее спутник очутились перед массивной золоченой дверью.

Индианка толкнула ее, и она с трудом подчинилась, издав скрип, эхо от которого долго блуждало по бесконечным коридорам.

На-Чан-Чель обернулась к отцу Франциску.

— Прежде чем подняться, мы должны спуститься — таков Закон. Надо зажечь светильники. Но горе нам, если хоть одна искра от них попадет в кровь земли. Никто не уйдет живым. — Она обернулась и указала монаху на лежащие в глубокой нише глиняные плошки, покрытые разноцветной эмалью. Они наполнили светильники принесенным с собой маслом и зажгли.