«Наконец-то свершилось! — подумал отец Франциск. — До сих пор это были только мечты. Но теперь я нашел их, сокровища Эльдорадо! Мое имя будет прославлено в веках. А возможно…»

Ход его восторженных мыслей прервал холодный голос индианки. Отец Франциск, в упоении разглядывая несметные сокровища, просто забыл о ней. А она стояла у него за спиной.

— Нам пора подниматься!

Отец Франциск понял ее по-своему.

— Погодите, — воскликнул он, — еще успеем. Я хочу взглянуть, что там.

Отец Франциск перешел к следующей урне и поднес лампу поближе.

Перед ним лежало золото. Но это не было просто золото. В сосуде были сложены настоящие произведения искусства, тонкая работа древних мастеров — украшения, ритуальные предметы, неведомое оружие.

— Все это послужит прославлению имени Господа нашего Иисуса Христа! — пробормотал иезуит, пожирая сокровища глазами.

Вдруг его внимание привлек богато инкрустированный венец в виде свернувшегося змея с разинутой пастью, лежавший поверх прочих сокровищ. Казалось, он был сделан вовсе не из золота, а из какого-то другого, более легкого и прочного, невиданного прежде испанцем металла. Профос протянул руки, поднял венец и, подержав некоторое время перед глазами, надел на свою голову.

Вначале он ничего особенного не почувствовал. Разве что странное ощущение промчавшегося через подземелье ветерка, от которого похолодели губы и щеки. Но потом отец Франциск увидел свет.

Нет, это не был свет лампы, которую держала на вытянутой руке индианка. Пространство внутри куба вдруг наполнилось золотистым сиянием. В следующую минуту отец Франциск уже видел источник этого света — неизвестно откуда вокруг него появились ряды высоких ступенчатых пирамид, которые озаряли все вокруг, превращая мрачное подземелье в невиданной красоты город с широкими, вымощенными белым камнем мостовыми, ровными, облицованными мрамором каналами, лучами расходившимися от самой высокой и прекрасной пирамиды. Высоко над городом парили странные серебристые элипсовидные тела, более всего напомнившие монаху кадильницы. Вдруг одно из них стало стремительно опускаться вниз, и отцу Франциску показалось, что через секунду оно раздавит его. Он вскрикнул и отшатнулся.

Перед ним снова была погруженная в полумрак пещера, едва освещаемая тусклым светом, отражающимся от золота и самоцветов.

Рука отца Франциска скользнула к наперстному кресту, но не обнаружила его на месте. Это было невероятно, но распятия на груди не было!

Отец Франциск собирался произнести вслух слова молитвы, но вдруг понял, что его губы и гортань словно одеревенели, и он не в силах произнести ни звука. А венец вдруг начал сжимать голову, не давая возможности пошевелиться. Он хотел сдернуть этот дьявольский головной убор, но уже не мог поднять рук. Между тем воздух вокруг начал светиться, и свет становился все ярче, все невыносимее — от него даже начали слезиться глаза.

Индианка, стоявшая напротив отца Франциска, охваченная со всех сторон этим сиянием, вдруг потеряла реальные очертания, а ее голос, зазвучавший под каменными сводами, наполнился нечеловеческой силой. Так могли бы заговорить камни, у подножия которых приносились кровавые жертвы.