А Гардвейг слушал Милию, глядел в искрящиеся живым весельем серые глаза, впитывал тепло ее улыбки, и думал, что Фелисия – просто крашеная кукла. Как и большинство придворных дам.

А вот Милия…

У нее было то, чем не могла похвастаться ни одна из его любовниц.

Искренность.

Безбрежная, беспредельная искренность.

И Гардвейг не устоял.

Он проводил Милию обратно, и предложил ей встретиться еще раз. Он пришлет ее родителям приглашение… да вот, скоро будет бал-маскарад. И еще один бал.

Да, он может это сделать, он приближен к королю. И – нет, госпожа. У меня самые честные намерения, клянусь вам.

Милия поверила клятве. Да и как было не поверить? Гардвейг, влюбившись, становился неотразимо убедителен. А время ему требовалось и чтобы Альтрес проверил семью баронессы (что он и сделал, не обнаружив ничего предосудительного), и чтобы Милия привыкла к нему. Гардвейг не был подонком. Он был тираном, он был жесток, безжалостен и плевать хотел на все, кроме государственных интересов, но женщин он никогда не насиловал и не принуждал.

Никогда.

Мог казнить за измену, но это – совсем другое.

А потом бал, второй, третий – и Милия, невинная и очаровательная. И проклятая рана, которая подвела в самый неподходящий момент, и искренне встревоженное лицо девушки…

Когда барон Шельтский понял, кто сватается к его дочери, мужчину чуть удар не хватил. Едва откачать успели.

Конечно, Милия согласилась. И зловещая слава Гардвейга ее не остановила. Как и все соплюшки, она была искренне уверена, что такого замечательного и чудесного мужчину просто оболгали завистники. А вот она все исправит…

Альдонай ли посмеялся, Мальдоная ли нахмурилась – кто знает? Но и первым у Милии родился мальчик, и вторым, и третьего лекари обещали тоже мальчика, скоро уже рожать.

Гардвейг был счастлив. Жену он готов был носить на руках. У него есть сыновья. У него есть будущее!

И Альтрес Лорт был счастлив. И ради счастья брата защищал баронессу что есть сил, никто и косо посмотреть в ту сторону не решался.

И родители Милии были счастливы, одним махом перепрыгнув из баронов в графы, получив неплохое поместье, и выдав детей замуж в хорошие семьи.

Была счастлива и сама Милия. Муж ее любил, у нее были замечательные дети, ну и конечно, она любила мужа.

Она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним.

В этом мире не было Шекспира. Но правда жизни всегда остается правдой.

Милия была тихо счастлива своим семейным счастьем. И когда Гардвейг сказал ей про дочек…

Вообще, она про них не задумывалась. Не до того было. Но когда узнала – стоит ли удивляться, что Милия согласилась и взять девочек к себе, и заниматься ими…

Мария, Джейн, Катрин и Элизабет.

Четыре принцессы получили то, чего им недодавали это время. Они получили заботу. Искреннюю – иначе Милия просто не умела. Она поселила девочек в отдельные покои, приставила к ним фрейлин и учителей, сама проверяла все и контролировала – и малышки быстро привязались к «тете Милии».

Когда Милия узнала, что именно произошло в Ативерне, она была в шоке. А потом супруг попросил приглядывать за девочками тщательно. Побеседовать с Марией, подготовить ее к замужеству, заняться приданым – ваши ведь, женские дела?