Сколько времени было в распоряжении Папы Юли? Час? Два? Когда он вышел из посадки к машине и облапошил простофилю-водителя?

Харцызск — узел шоссейных дорог. Отсюда путь через знаменитый город цементников Амвросиевку на Таганрог. Но Таганрог — западня, от него дорога только на Ростов. Но от Харцызска идет шоссе и в Ворошиловградскую область. А в сорока километрах и Донецк, город, который со своими шахтерскими поселками-спутниками не уступает по площади Москве. И затеряться умеющему маскироваться человеку в миллионном городе — пара пустяков.

Так куда же подался Папа Юля? На этот вопрос должна была ответить... милицейская машина оранжевого цвета.

...Ее обнаружили в 17.43 в районе Старобешево... «Нива» стояла в густой посадке, ее туда загнали так ловко, что сверху, с вертолета, заметить было невозможно. Помог случай: рыбаки, облюбовавшие местное водохранилище при электростанции, увидели машину в кустах. Подошли, осмотрели. В салоне на полу лежал убитый водитель, молодой парнишка в милицейской форме...

Старобешево в 40 километрах от Донецка. Вот куда подался Папа Юля.

Местные органы правопорядка продолжали контролировать перекрестки дорог, вокзалы, прочесывали еще и еще раз посадки, проверяли все машины кряду, заглядывали в багажники: искали солидного мужчину — за пятьдесят лет, с карими сердитыми глазами. Остальное: одежда, походка, внешность — могли быть самые различные: лысый или кучерявый, блондин, шатен, рыжий. С бородой и без...

Но основное внимание все же было уделено Донецку. Подняли на ноги службу ДНД, снабдив опорные пункты народной дружины словесным портретом Папы Юли и фотокарточкой, сделанной с рисунка, выполненного по описанию Сани. Дворники и члены домкомов ходили по квартирам: нет ли гостей?.. По улицам барражировали патрульные машины.

Иван Иванович не сомневался: Папа Юля вынырнет. Обязательно! Они со Строкуном объезжали один за другим шахтерские поселки, внимательно присматривались к прохожим.

В 20.42 заворчала рация, и взволнованный хриплый голос, перекрываемый радиопомехами, начал вызвать управление.

— «Родина»! «Родина»! Я — «двадцать седьмой». Доложите первому: полчаса тому в районе Смолянки неизвестный выстрелом в спину тяжело ранил какого-то парня. Стрелявший скрылся, раненого повезли в травматологию. Состояние тяжелое, потерял много крови. Документов при раненом нет, личность пока установить не удалось.

Строкун приказал шоферу:

— На Смолянку!

Машина сделала крутой разворот — заныли скаты от перекоса и перегруза.

Иваном Ивановичем вдруг овладело предчувствие беды. Так бывало на фронте: будто бы тихо, ночь светлая, не таит в себе опасность. А он поднимет заряжающего, идет к пушке, открывает ящик, в котором лежат тускло поблескивающие снаряды. Доверительно оботрет ладонью холодную, жесткую головку, и вновь положит на прежнее место.

«Да ты что, старшой?» — скажет недовольно полусонный заряжающий.

«Ничего... Так, что-то тревожно...»

Но однажды, впрочем, не однажды, а раза три, такая обеспокоенность спасала жизнь и ему, и расчету. У артиллериста-истребителя танков в распоряжении одно мгновение, за которое расчет должен успеть зарядить пушку, прицелиться и выстрелить. Причем без промаха. Второго мгновения мчащийся на скорости танк не даст: он либо расстреляет тебя, либо раздавит. Ивану Ивановичу и его расчету везло всю войну.