Тьма внутри меня молчала. Тьма уютно угнездилась в той пустоте, которая образовалась в моей душе еще на Убежище.

Адъютант принес бумаги, в которых речь шла о всяческих карах, которые падут на наши головы, если мы обмолвимся хотя бы полусловом о темной материи на Агонии или же о взаимосвязи этого вещества со святым Эдемом. О «Мемфисе» и Иванове говорить запретили тоже.

Расписались, потом по очереди прижали подушечки больших пальцев к планшету адъютанта, заверив, таким образом, и электронную копию документа. Вышли гуськом из кают-компании, остановились в коридоре.

– Ну что, ребята, – сказала Камилла, – вам – туда, – она указала на трап, который вел на уровень выше. – А мне – прямо и к чертовой матери отсюда! – она улыбнулась.

– Война когда-нибудь закончится, – проговорил тихо Такуми. – И я уверен, что вы еще встретитесь.

Камилла хлопнула инженера по плечу, точно рубаха-парень.

– Мы все встретимся. Мы ведь теперь – почти семья!

Отмеченная тьмой семья. Случайно выжившая в логове «мумий» на холодной Агонии. Случайно спасенная союзниками. Наши узы – это кровь, смерть и бремя предательства. Бремя сомнений. Бремя знаний.

– Надо бы помянуть наших, – буркнул я, меня почему-то рассердила улыбка Камиллы, и на сердце стало совсем скверно.

– Успеем, – обрезала Милка. – Война только началась.

– Она может длиться сто лет, – предположил я.

– Нет, не сто лет, – Камилла сжала мою ладонь. – Ты же знаешь…

– Не сто лет, но на наш век хватит, – ответил ей. – Ты тоже знаешь.

Прошелестела, открываясь, дверь кают-компании. Мы оглянулись и увидели Величко.

– Ладно, – заторопилась Камилла. – Я бегу отсюда, пока мне не прищемили хвост.

– Хорошо, удачи! – ответил я. Милка потянулась ко мне, и я поцеловал ее в щеку.

– Удачи! – сказал Такуми с полупоклоном.

Камилла вытянулась по стойке «смирно» и отдала честь. Мы откозыряли ей в ответ. Она повернулась и пошла по коридору дальше, чуть громче, чем нужно, щелкая каблуками по палубе. Скользнул в сторону массивный люк и сразу же встал на место за ее спиной.

Я несколько секунд смотрел на серую створку, словно надеялся сквозь него разглядеть ладную фигурку Камиллы.

– Ильин! – окликнул меня Величко.

– Я, товарищ контр-адмирал.

– Вижу, что ты… – пробубнил тот, потом ткнул указательным пальцем мне в грудь. – Вернешься на «пятидесятый», Любимов ждет тебя – дождаться не может.

– На мою «элку»? – не поверил я ушам. Эта новость была даже круче, чем наше помилование. От нее захватило дух, и даже горечь от расставания с Камиллой и Такуми поблекла, потерялась. Все возвращалось на круги своя.

– Да, на «пятидесятый». Там не срослось что-то с твоей заменой, – пояснил Величко. – Любимов состыкует свой крейсер с «Именем чести», я уже распорядился. Так что собирай вещи… А! У тебя ведь нет никаких вещей… Значит, ступай к центральному шлюзу и жди там. – Он огляделся и добавил: – Под ногами у Крылатых не путайся, сынок. Недолюбливают они тебя.

– Спасибо, товарищ контр-адмирал! – я снова невольно вытянулся по струнке.

– Вольно! Мы еще повоюем, – бросил Величко и потопал себе дальше.