– Узнал? – спросил он меня с хитрым прищуриванием.
– Конечно узнал, дядя Серафим, – прикинулся я валенком, – подобру ли, поздорову ли?
– Ты мне зубы-то не заговаривай, щенок, – сразу он перевёл разговор в практическую плоскость. – Кинул ты меня, ой как кинул, недооценил я тебя, да… ну а теперь пришла моя очередь с тобой разбираться.
И он позвал второго матроса с этого баркаса, я его сразу и не заметил – был тот матрос высок и широк в плечах, на голове имел кожаный картуз, а взгляд его мне сразу не понравился, какой-то он совсем безумный был… и глаза у него в разные стороны смотрели. И в руке у него большой нож был зажат… даже и не нож, а ятаган какой-то, сильно кривой он был и даже на вид страшноватый.
– Махмуд, разберись с этим пацанчиком, – скомандовал Серафим.
И Махмуд (турок что ли, успел подумать я) без лишних слов решительно шагнул ко мне выполнять приказание. Я же отпрыгнул назад, оставив свою конторскую книгу лежащей на чурбаке, и крикнул Серафиму:
– Зачем же так быстро-то, Серафим, может поговорим сначала?
– О чём? – без всякого выражения спросил тот, – не о чем нам с тобой говорить. Махмуд, вперёд!
– А ну как Шнырь с Ножиком узнают, что ты на их территории беспредел творишь – вот о чём, – попытался хоть как-то замедлить развитие событий я.
– Стоп, – сразу врубил заднюю Серафим, – Махмуд, передохни маленько, а ты, щенок, давай заканчивай свою мысль.
– Так я уже почти всё сказал – Благовещенка это поляна Шныря, он здесь крышует всех подряд, и мельницу вместе со мной, а ты не по правилам наехал на его крышуемого. Может очень нехорошо получиться…
– Да откуда ж он узнает, кто на тебя наехал-то? – хитро ухмыльнулся Серафим, – зарежем тебя сейчас и концы в воду.
– Вон туда посмотри, – и я указал в сторону мельницы, надеясь на авось, – видишь кусты ольшаника?
– Ну вижу, – буркнул Серафим, – и что дальше.
– Под ними пара моих бойцов залегла, я всегда так делаю на всякий случай… они всё и обскажут Шнырю.
Серафим конкретно так задумался. Минуты на две, а по итогам длительного размышления выдал такую фразу:
– Врёшь ведь ты всё… но врёшь убедительно. Ладно, не буду тебя пока трогать (Махмуд, иди в лодку), но ходи по земле с опаской, ты меня сильно разозлил, щенок.
И с этими словами они отчалили и уплыли вниз по течению, куда-то к Печерским пескам. А я вытер холодный пот со лба и тяжко призадумался о том, что с Серафимом надо будет решать вопрос, не даст он мне спокойной жизни, как пить дать не даст…
А во время обеда к нам в столовую зашёл Горький. Я попросил у поваров лишнюю порцию для уважаемого человека, не отказали – Максим сел рядом со мной и навернул гречку с маслом. Рассказал ему, как обстоят дела с кинематографом, предложил между делом тоже поучаствовать, он посмеялся и отказался. А потом предложил неожиданную вещь:
– Раз уж вы назвались коммуной, да ещё и моего имени, может быть вам имеет смысл переехать в отдельное помещение и заняться более важными вещами, чем макароны?
Я промолчал, а он тогда продолжил:
– Нет, ты не думай, макароны тоже дело важное и ответственное, но какое-то… (он покрутил пальцами вокруг невидимой оси)… приземлённое что ли. Про других членов вашей коммуны не скажу, но вот в тебе лично я вижу потенциал для занятия более серьёзными вещами. Если что, с деньгами я помогу.