– Да деньги-то у нас есть, Алексей Максимыч (можно просто Максим и на ты)… хорошо, Максим, деньги у нас есть, у нас с идеями проблема, – ответил наконец я. – Да и с отдельным помещением наверно тоже не всё так просто получится, поди-ка найди такое, когда у нас ярмарка в разгаре. Сколько тут народу-то съехалось, тысяч сто поди?
– Сто пятьдесят, – автоматически поправил меня Горький, – помещение я тоже для вас подыщу, в том же Народном доме например.
– Он же не построен ещё, если не ошибаюсь? – сказал я.
– Правильно, у Шаляпина новые идеи появились, там теперь всё перестраивается, но одно крыло закончено, в нём можно жить и работать.
– Так может тогда и с Фёдор Иванычем познакомишь? – нахально попросил я.
– Могу, если хочешь, – просто ответил Горький, – только сейчас он в Италии кажется, концерты даёт, а ближе к осени в Москву вернётся, наверно и сюда заедет посмотреть, что там с его домом, тогда и представлю.
– Тогда решено – переезжаем в Народный дом… вот только закончим уж своего макаронного монстра и кино снимем, после этого сразу. Да, – вспомнил я о своих проблемах, – ты со старцем Серафимом знаком не был?
– Беседовал пару раз на ярмарке, – вспомнил Максим, – неприятное впечатление он на меня произвёл. Ну и слухи со сплетнями, конечно, тоже о нём слышал в немалых количествах. А зачем тебе это?
– Нарисовался он опять на нашей земле, угрожает лично мне разными карами… – решил открыть я все карты, – хочу собрать о нём сведения, чтобы как-то подстелить соломки. Интересны любые подробности.
– Ну тогда слушай, – и Горький вывалил на меня целый короб сведений, слухов и сплетней относительно этого персонажа.
Из него, из этого короба я почерпнул для себя две интересные вещи – Серафим не полным дураком был, имел довольно много знаний из разных областей, в том числе из химии, это раз. А два заключалось в том, что у него где-то в Гордеевке жил чуть ли не родной сынуля, которого он кинул в младенческом возрасте, но потом в нём видимо взыграли родительские чувства, и с недавних пор он его начал конкретно опекать. Где именно живет сынуля и как его зовут, Горький не знал, но мне в принципе и этих сведений достаточно было, чтобы обмозговать план будущих боевых действий против зловредного старца.
Далее Максимыч ушёл по своим делам, а я сказал своему обществу нажать стоп на макаронные изыски, будем проводить актёрские пробы к завтрашним съёмкам.
– А чего такое «пробы»? – спросил, шмыгая носом, Лёха.
– Это, братан, выбор или отбор среди нескольких претендентов того, кто наиболее точно соответствует творческому замыслу. Понятно?
По вытянувшимся физиономиям ребят было ясно, что ничего им непонятно, но я зацикливаться на этом не стал, а просто усадил их в рядок вдоль одной стенки нашего цеха, а Лёху взял за пуговицу и вытащил в центр.
– Значит так, дорогой брателло, – начал я, – даю тебе вводную. Я сейчас прохожий на ярмарке, фраер такой ушастый, хожу и глазею на людей и на товары. А ты беспризорник, шкет беспорточный, хочешь обокрасть. И для этого тебе надо как-то втереться ко мне в доверие, а потом вытащить деньги из кармана. Давай, приступай…