"При таких делах долго это продолжаться не сможет. Или нас выгонят со станции за разломанный пирс, или мы разнесем в щепки наше судно".
Но это он шутя сказал, потому что по правде никогда на нас не сердился.
После занятий на яхте он повел нас на пляж и стал учить плавать по-настоящему, потому что Антошка еле-еле умел держаться на воде, да и все мы были пловцы так себе.
Через несколько дней занятий мы плавали уже увереннее. Антошка про это сочинил такие строчки:
Но это он просто для рифмы, потому что пузыри никто не пускал.
Еще через день Яков Платонович сказал:
"Ну, господа гардемарины, пора вам в самостоятельное плавание".
Ксеня сказала:
"Ой!"
У меня внутри тоже ойкнуло, но снаружи я сдержался.
Яков Платонович успокоил:
"Я попрошу на станции моторную лодку и буду сопровождать вас".
И мы пошли самостоятельно. А дуло посильнее, чем в первый день. Сперва мы боялись, и Вася, который первым сел на руль, для придания себе храбрости закусил губу и прищурился.
Но скоро мы привыкли. Яхта хорошо слушалась руля. Без тяжелого Якова Платоновича управлять ей было легче, хотя и страшновато сперва. Но он был на моторке неподалеку.
Мы отходили от берега на один-два кабельтова, делали поворот оверштаг, шли к пирсу и приставали к нему. Иногда крепко стукались, но ничего страшного не случилось. Только Антошка подходить к причалу самостоятельно не решился, руль держать было трудновато, ему помогал Вася.
После целого часа занятий Яков Платонович сказал:
"Поворот оверштаг вы уже освоили. Теперь будете крутиться через фордевинд…"
Ксеня опять сказала "ой". И не напрасно. Потому что при первом же самостоятельном повороте фордевинд мы кильнулись.
На руле был Вася, но виноват, наверно, был я. Потому что я держал гика-шкот и зазевался, не сумел вовремя перенести грот с борта на борт. Он перекинулся сам собой, гик ударился о ванту, яхту качнуло влево, мы кинулись на правый борт, но парус опять перекинулся, и… в общем я сам не помню, как оказался в воде. При этом сверху меня накрыло парусиной.
Я почему-то не очень испугался, только вода показалась холодной. Больше всего я боялся за очки, но они были теперь на резинке и никуда не девались. И тут я подумал: "А как там Антошка?"
Жилет держал хорошо. Я приподнял парус над головой и стал выбираться к задней шкаторине, чтобы не наткнуться на мачту и ванту. И выбрался. И сразу увидел Антошку. Он держался за руль и … улыбался.
Я сразу спросил:
"А где Ксеня и Вася?"
"Они за шверт держатся".
Я поплыл и обогнул корму. Ксеня и Вася, вскинув руки, держались за край торчащего шверта. Он был большой, красный и блестящий. Вдруг я услышал голос Якова Платоновича:
"Хорошо, ребята, молодцы!"
Я не понял, почему мы молодцы. А Яков Платонович скомандовал с моторки:
"Вася, заберись на шверт и старайся поставить яхту. Только берегись, чтобы днищем не стукнуло. Ксеня, помогай ему. Антошка, продолжай держаться за руль. Слава! Плыви к мачте и толкни ее вверх!"
Я думал, меня спасать будут, а тут "плыви"! Но делать нечего, поплыл. В жилете быстро не поплаваешь, да еще мешали мелкие волны, плескали в лицо. Я один раз даже хлебнул воды и закашлялся. Но все же обогнул яхту с носа, подплыл к верхушке мачты, приподнял ее из воды. Потом, перебирая руками, добрался до середины, толкнул вверх. И она стремительно выпрямилась! Потому что Вася и Ксеня с другой стороны нажали на шверт.