Павел все же поднялся на ноги. Постоял, качаясь, не отходя от канатов.

Сержант Хэллер, видя, что схватка прекратилась сама собой, оставил попытки взобраться на ринг. Рыжий и Цеце встали рядом с ним. Немедленно появились и Шайтан, и Ухо, и Гнутый с хотом на плече.

– Бой закончен! – объявил сержант.

Павел поднял руки, защищая разбитое лицо, и шагнул к Некко. Великан ухмыльнулся. И Павел, размахнувшись, впечатал кулак в эту наглую ухмылку.

– Хватит! – завопил сержант. – Все! Закончили!

Лицо Некко перекосилось. Он задохнулся от бешенства, и накинулся на не желающего сдаваться противника. Они сцепились в тесном клинче. И снова сила была на стороне Некко.

И тут теряющий сознание Павел услышал крик. Он, разом забыв о боли, о слабости, вывернулся, отшатнулся, окинул мутным взглядом трибуны.

– Паша!

Лейтенант Уотерхилл, растерянный и неуверенный, безуспешно пытался вывести девушку в белом платье из зала.

– Тина, – прохрипел Павел, не веря своим глазам. – Тинка! Как ты здесь оказалась?

Некко надвинулся на него, заслонив собой трибуну и девушку наверху. И Павел вдруг почувствовал такую ярость, какой никогда раньше не испытывал, – будто Некко не просто загородил обзор, а отнял у него любимую девушку, увел, и неодолимой преградой встал на пути к ней.

До предела натянулись мышцы, спазм перехватил дыхание, сердце бухнуло, словно хотело сломать изнутри еще несколько ребер.

Некко ударил с размаху.

Павел пригнулся, поймал руку противника, дернул на себя, поднырнул, захватил ногу, рванул вверх, взваливая потерявшего равновесие Некко себе на спину, распрямился, оторвав его от пола. Захрипел, закричал что-то дикое, первобытное, чувствуя необычайную мощь, ощущая невесть откуда взявшуюся неимоверную силу. Развернулся, швырнул врага спиной на землю, тут же навалился сверху, ногами затягивая узел болевого приема, мертвой хваткой вцепившись в горло врага, удерживая, удушая.

И снова завопили болельщики.

– Дожимай! Дожимай, Писатель! Держи его!

– Двигайся, выбирайся из-под него, здоровяк! Ты что разлегся? Отдохнуть собрался?..

Лейтенант Уотерхилл, услышав шум, оглянулся через плечо, все еще удерживая девушку за руки, не давая ей бросится к рингу. А Тина, уже не обращая внимания на лейтенанта, привстав на цыпочки, жадно смотрела на ринг, и лицо ее отражало мешанину противоречивых чувств.

…Павел душил врага. По всем правилам, изо всех сил – как положено, как показывал тренер узкому кругу особо приближенных учеников в самом конце занятия, когда от спортивного самбо переходили к боевому.

Некко должен был вырубиться секунд через десять.

Но он продолжал сопротивляться, ничуть не слабея. Он дергался, он пытался высвободить ногу, он скалил зубы, дергал головой, норовя укусить вцепившиеся в горло руки противника.

Он не дышал – Павел чувствовал это, видел. Лицо Некко налилось кровью, опухло. Шея вздулась, проступили сквозь кожу сизые жуткие вены. На серых губах пузырилась пена, густая слюна текла по щеке.

Некко не дышал. Он не мог дышать. И артерии на шее были пережаты.

Он должен бы был потерять сознание. Как любой другой человек.