Титан и Писатель…

– Ты готов? – спросил сержант Хэллер. В его голосе звучали новые нотки – заботливые, отеческие.

– Да, – Павел попрыгал, покрутил руками, повращал головой.

– Мышцы болят?

– Не очень.

– Как координация?

– В порядке.

– Ты точно решил? – Видно было, что сержант сомневается, стоит ли выпускать Павла на ринг. – Действительно хочешь драться?

– Да.

Они были одни в пустой раздевалке. За несколько минут до боя сержант Хэллер выгнал всех – и Цеце, бормочущего какие-то шаманские напевы, которым – лишь бы отвязаться – научил его пуэрториканец из второй роты; и Гнутого со своим приносящим удачу хотом за пазухой; и загадочно улыбающегося Шайтана, и всех прочих, кто желал Павлу победить. Таких было немного.

Солдаты умели реально оценивать противников. И все понимали – у щуплого Писателя ничтожные шансы на победу.

– Пора! – объявил сержант Хэллер и, хлопнув ладонями себя по коленям, рывком поднялся. Следом встал и Павел.

Они вышли из раздевалки.

Не было приветственного рева трибун, и бравурного марша, рвущегося из динамиков. Прожектора не скрестили на их фигурах цветные лучи, и отключенное электронное табло осталось черным.

В тишине и полумраке Павел прошел сквозь толпу, обступившую ринг, поднялся на помост, прислонился спиной к канатам, дожидаясь противника. Неуверенно осмотрелся, нашел в толпе своих товарищей, подмигнул им. Гнутый поднял над головой извивающегося хота.

Возвышающиеся амфитеатром трибуны пустовали. Зрители стремились подобраться как можно ближе к рингу. В тесной колышущейся толпе смешались все – и солдаты, и офицеры.

Некко задерживался. Наверняка специально тянул время, чтобы заставить противника поволноваться.

Но Павел уже справился с волнением. Он смотрел на верхние ряды пустых трибун и думал о том, как сегодня вечером, сразу же после боя, отправится в гостиницу, где его уже ждут, тревожатся, наверное…

– О чем думаешь, Писатель? – крикнул кто-то ехидно. И охнул, получив тяжелый подзатыльник от оказавшегося рядом сержанта Хэллера.

Некко появился минуты через три. На нем были длинные боксерские трусы и облегающая майка с оскаленной бульдожьей мордой на груди. Похоже, идя на ринг, Некко как следует размялся. Он тяжело дышал, на покатом лбу серебрилась испарина, разогретые мышцы вздулись из-за прилива крови.

Павел представил, как он сам выглядит со стороны: среднего роста, среднего телосложения, босой, с голым торсом, в обычных х/б штанах, у которых уже обвисли коленки.

Одно слово – Писатель!

Он невольно усмехнулся.

И среди зрителей послышались смешки.

Некко, не глядя в сторону противника, взошел на ринг. Поднял руки над головой, словно уже одержал победу.

– Ладно тебе рисоваться, – сказал недовольный голос из толпы. – Незачем. Баб тут нет.

Некко опустил руки, сердито повернулся, отыскивая взглядом, кто это произнес. По лицам людей понял, что сказать это мог любой из них. Фыркнул. Стукнул себя кулаком в грудь. Только после этого соизволил заметить Павла. Прорычал, скаля зубы не хуже бульдога на майке:

– Я раздавлю тебя! Размажу!..

– Ладно, не хвались, – прозвучал все тот же голос. – И хватит выделываться, у нас тут не рестлинг. Начинайте уже…