Недовольное лицо сержанта исчезло в чреве машины. Шум стартера и рокот двигателя заставил всех оживиться. Даже Иракли повеселел, и закивал головой.

— Давай тянуть лейтенант, — крикнул сержант выглядывая из люка.

— Поможешь, Дёмин? — обратился он ко мне, и показал на тэшку, стоявшую возле полевой кухни.

— Бери машину и сдавай задом. Прицепим трос и вытащим эту заразу. Три часа уже здесь торчим.

Мне ничего не оставалось, как согласиться и с унылым лицом маршировать к машине. Иракли шёл сзади и что-то бубнил.

— Командир, а ты это, как его, водить умеешь?

— Как ты играть на гармошке.

Михо хотел рассмеяться, но я повернул голову и глазами полными ненависти глянул в его сторону. Грузин затих и, обходя тэшку со всех сторон, не знал, с чего начинать.

— Лезь внутрь, балда, — крикнул я, и запрыгнул на броню.

Грузин с трудом поднял люк, и покосился на меня умоляющим взглядом.

— Ай-ай-ай, — кричал Михо, оказавшись внутри.

— Как они здесь сидят? Я уже лоб расшиб, локоть ударил, пока нашёл куда вместиться.

— Заводи, пусть прогреется двигатель и пробуй сдвинуть эту махину. Рыгачи видишь? Ими и работай. Учись студент, в жизни пригодится, когда на тракторе будешь землю пахать. Считай, что я твой инструктор и ты мне сдаёшь первый урок вождения.

Минут пять двигатель работал ровно и спокойно. Мы пока осматривались, изучая, где что находится. У меня были навыки по теории, только без практики. Иракли передвинул рычаг, нажал на педаль, машину тряхнуло, и она сдвинулась с места. От неожиданности, я чуть не ударился затылком о выступ и показал напарнику кулак.

— Не спеши, до уборочной ещё далеко. Накатаешься, чертяка, придёт время.

— Поворачивать как, командир?

— Не гони, притормаживай. Фрикцион, знаешь, что это такое?

Объяснять не имело смысла, и я скомандовал:

— При торможении действуй рычагом. Не перегревая двигатель. Спокойно, словно девушку берёшь под руку и выходишь с ней танцевать танго.

— Ага, понимаю.

Выражение лица Иракли было похожим на актёра Вахтанга Кикабидзе в фильме «Мимино», когда тот с напарником на морозе ждал Елену Ивановну. Кое-как мы добрались до танка, по дороге разгоняя подводы с лошадьми и солдатами. В нашу сторону летели угрозы и проклятия. Солдаты падали в грязь, вытаскивали лошадей, пока Михо учился поворачивать и тормозить. Я скрежетал зубами, орал благим матом на грузина и понимал, что таким образом можно провалить задание. Нам не поверят и тогда либо штрафбат, либо к стенке. Перспектива не особо радовала. Свиридов с бойцами таращились на наши манёвры, и крутили пальцами у виска. Когда закончилась наше учебное вождение, и Михо как настоящий танкист, смог сдать назад, народ с облегчением вздохнул. Я вылез из машины, и смотрел на Свиридова.

— Сильно контузило твоего водителя. Это же надо такие виражи исполнять.

— Голова у него туго кумекает, не серчай лейтенант.

— Да ладно, будем цеплять трос.

— Надо под гусеницы что-то подложить. Он увяз в грязи основательно. Свиридов прикажи солдатам, спилить небольшое дерево, — предложил я, и взялся за лопату.

Свиридов почесал затылок и кивнул. Пока мы возились с лопатами, отбрасывая грязь, солдаты притащили молодое дерево и бросили под гусеницы. Картина уже была совершенно иная, и когда трос был прицеплен, Михо стал тянуть засевший танк. Пятеро солдат толкали сзади, и с горем пополам «тэшка», словно черепаха без панциря, вылезла на грунт под всеобщее ликование.