– Но тапочки все равно надень! А я увидела в окно, что ты подъехала, и чайник поставила. У меня и пирожные есть, твои любимые, с заварным кремом. Будешь?
– Буду, спасибо.
– А может, ты есть хочешь?
– Нет, не хочу. Мне бы поговорить…
– Что ж, пойдем на кухню. За чаем и поговорим.
На кухне было уютно, чисто, едва уловимо пахло чем-то мясным, жареным, с чесноком. Села на любимое место, у окна с розовоклетчатой крахмальной занавеской, вздохнула.
– Чего так вздыхаешь? Проблемы?
– Да как сказать, у меня проблема, теть Саш. Только дайте слово, что не будете от нее отмахиваться.
– Да когда это я несерьезно относилась к твоим проблемам? И тем более – отмахивалась?
– Да, конечно… Что это я… Простите, теть Саш.
– Погоди, я чаю тебе налью. Вот варенье, пирожные. Сначала желудок согрей, впусти в себя тепло. В согретой душе и проблема в размере уменьшится.
– Хм… Если бы…
Еще немного посуетившись, тетка уселась напротив, сложила сухие ручки перед собой, как школьница, глянула выжидающе:
– Ну, выкладывай.
– Да я не знаю, как начать…
– С самой сути и начинай. Что я тебя учу, как маленькую?
– Ну что ж, попробуем…
Потянувшись к сумке, расстегнула «молнию», достала письмо, неловко глянула тетке в глаза.
– Теть Саш, я тут нечаянно письмо тети-Машино прочитала. Извините, так получилось. И строчки вот – странные такие…
Дрожащими пальцами развернула листок, заговорила, волнуясь:
– Смотрите, что она своей знакомой пишет… Вот тут, почитайте…
Тетка глянула на нее странно, с опасливым недовольством, слепо зашарила рукой по столу в поисках очков. Нащупала, аккуратно водрузила на переносицу, склонилась над письмом.
– Вот тут, – Ира угодливо ткнула в нужные строчки указательным пальцем.
– Да вижу, не мешай! Что тут? Мгм…
Зашевелила губами, тихо покачивая в такт седой головой. Прочитала, замолчала многозначительно. Потом подняла глаза, улыбнулась, пожала плечами:
– И что? Ерунда какая-то… Не понимаю, чего ты так всполошилась?
– Нет, не ерунда. Прошу вас, скажите мне все как есть.
– Да что есть? И нет ничего…
– Есть. Вы же мне обещали не отмахиваться, помните?
– Так я и не отмахиваюсь, говорю ж – ерунда какая-то, глупости.
– Нет, не глупости. Вот скажите – что такое «не должна узнать девочка»? Ведь черным по белому написано! И чего вы так боитесь? Вернее, боялись… Что за обстоятельство?
– Я не знаю, Ирочка, не знаю. Ну что ты на меня так смотришь? Не знаю…
– Да все вы знаете, только сказать не хотите. Ведь так? Но согласитесь – это нечестно по отношению ко мне. Вы никогда не обманывали меня, теть Саш…
– Да, не обманывала.
– Но ведь молчание – тоже обман! Еще худший, чем излишняя болтливость!
– Ну, не надо так категорически. Это зависит от того, что кроется за молчанием и болтливостью! А вдруг человеку болтливостью судьбу сломаешь? Тем более – дорогому человеку? Иногда надо уметь держать при себе, то есть брать на себя ответственность.
– Тетя Саша, говорите прямо! Вы что-то знали и молчали, да? Я понимаю, что из лучших побуждений, но – тем не менее.
– Хм… Из лучших побуждений, говоришь? Может, и впрямь так. Да, я всегда боялась за тебя. Из побуждений. Ты права. И не всегда молчание есть обман. Молчание – это просто молчание.