Папа открыл дверь.
– Здравствуйте, – сказал Ворон ему.
– Здравствуйте, – сказал папа и отступил, давая Ворону возможность пройти вперед.
– С праздником вас. – Ворон протянул маме бордовую розу на длинной ножке. – И тебя. – Лельке достались маленькие белые кустовые розочки.
– М-да, – сказал папа. – Ворон?
Ворон кивнул.
– Очень приятно познакомиться, молодой человек, – сказала мама, забирая розу с собой.
– Мы опаздываем, дорогая. Оля, принимай гостя.
– Это были мои родители, если ты не понял, – хмыкнула Лелька, закрывая за ними дверь.
– Я понял, – кивнул Ворон и прошел в комнату.
Он был большой и сильный, а комната сузилась до размеров чуланчика, потому что все внимание Лельки сосредоточилось на Вороне, и только на нем. А в голове стучала мысль, звонко билась о стенки лба: «Только пусть не смотрит! Только пусть не смотрит на мое лицо!» Но он посмотрел.
– У Никитоса было круче, – заметил Ворон как бы мимоходом и добавил: – У тебя очень красивые волосы. Золотая медь.
– Скоро появятся и веснушки, – пролепетала Лелька. – Только пока эти пятна им мешают…
– Не обращай внимания.
Он прошел в ее комнату, увидел учебники:
– Too good to be true[6].
– Что? – не поняла Лелька.
– Ясно, – хмыкнул Ворон. – Совсем не понимаешь? А это: «Are you tired? Because you’ve been running through my mind all day»[7].
– Что-то про день сказал, – нахмурилась Лелька.
– Fortune and love favor the brave.
– Ой! Это просто: фортуна и любовь предпочитают смелых, – обрадовалась Лелька.
– Отлично, – улыбнулся Ворон, – не все так плохо, как казалось вначале.
– Если ты и дальше будешь цитировать мне Овидия, то блестящих результатов не жди.
– Ого! А я не знал, что это его слова. Хорошо сказал философ.
– Ну, не совсем же я троечница… Это любимая папина поговорка.
– Видишь, – Ворон посмотрел на нее своими черными глазищами, которые гипнотизировали ее, – мы сможем дополнять друг друга.
– Чаю хочешь?! – внезапно отмерла Лелька, которой больше всего на свете в этот момент хотелось подойти к нему близко-близко.
– Хочу, – кивнул Ворон.
Лелька отрезала Ворону огромный кусок пирога с грибами, который приготовила сама под чутким папиным руководством и наблюдением мамы. Налила горячий чай.
– Ты какой любишь? С лимоном?
– Все равно. Какой дашь.
Он был немногословен, Лелька уже привыкла к этому. Ворон красиво говорил только тогда, когда знал, что она ничего не поймет. Говорил, и его черные глаза смеялись, словно знали большую тайну и смогли ее удачно скрыть до следующего раза.
А потом они сидели рядом за столом перед открытым учебником английского языка. Лелька забыла, что болеет смешной детской болезнью, забыла про свою сыпь. А Ворон словно ничего этого не видел.
– Do you have a map ‘cause I’m lost in your eyes?[8]
– Здесь такого нет, – пробурчала Лелька, глядя в текст. – Откуда ты только все это знаешь, Ворон?
– Много читаю.
– А я думала, что ты еще много дерешься.
– Бывает. Только ради защиты. Я не конфликтный.
– Расскажи о себе, – попросила Лелька.
– Не хочу.
– Почему?
– Рассказывать нечего. Родился, вырос. Живу. Как живу, сама знаешь.
– А как дальше будешь жить? – не унималась Лелька.