— Стоп!

Это кричал Йодольф.

— Снимайт наручники.

— Но…

— Наручники повреждайт наши зубья, когда мы будем есть эти двое. Тогда мы надо идти зубной врач, а ты знать, как я ненавидейт зубной…

И пока Булле слушал, как Йоран, бормоча ругательства, шарит по карманам в поисках ключа от наручников, до него донесся рев мотора, уже более громкий. И третья песня тоже стала громче.

— Да вот же он! — воскликнул Йоран, и Булле услышал, как ключ повернулся сначала в его наручниках, а потом в наручниках Грегора. Йоран злобно захохотал: — Теперь, черти, вам каюк!

У ворот дворца один из двух гвардейцев приложил ладонь козырьком к глазам, чтобы не мешало низкое солнце, и посмотрел в том направлении, откуда шел звук мотора.

— Слышь, Гуннар, — сказал он и покрутил торчащий вверх ус, — кажись, этот мотоцикл жуть какой мощный, да?

— Я таких громадин в жизни своей не видал еще, Ролф, — отозвался его товарищ, приподнял верхнюю губу и втянул воздух. — Он, как бы сказать, ташшит на себе целую театральную ложу. А в ентой ложе сидит типа целый оркестр, да?

— А что они играют? Что-то знакомое…

— Погоди! Они свернули. Едут сюда! Гляди-ка, прямо сюда. Что делается?

— Приехали!

— Слышь-ка! Играют… Играют, ну, это…

— «Шилавзью»?

— Въезжайте прямо в ворота, профессор! — крикнула из коляски Лисе.

— Есть! — И доктор Проктор, ссутулившийся за рулем мотоцикла, прибавил газу. — Играйте как можно громче!

— Все слышали? — крикнул Мадсен, сидевший в коляске, и пуще прежнего замахал дирижерской палочкой.

Самый странный оркестр из всех когда-либо выступавших в мотоциклетных колясках немедленно заиграл громче. Лисе играла на кларнете, фрекен Стробе стучала по клавишам детского пианино, Янне играла на тубе, Беатрис — на саксофоне, папа-комендант демонстрировал чудеса игры на гитаре с двумя почерневшими струнами, у мамы-комендантши была флейта-пикколо, Трульс и Трюм лупили по малым барабанам, сестра Булле била деревянной колотушкой по большому барабану, а мама Булле вопила так фальшиво, противно и громко, что туристы на площади перед дворцом заткнули уши:

— Шилавзью, йе-йе-йе!..

Два гвардейца отскочили в разные стороны, когда мотоцикл ворвался в ворота и въехал во двор дворца.

Булле услышал музыку и понял, что «Шилавзью» группы «Дебителс» заглушила «Вотелу» группы «БАБА», голос Агнеты утонул в кухонном тарараме, производимом мотоциклетно-колясочным оркестром доктора Проктора. Он знал, что друзья прибыли, чтобы спасти его. Но все было напрасно. Они опоздали. Йоран уже толкнул его, и Булле полетел со стула прямо в пышущее жаром жерло вафельницы.

Вся жизнь промелькнула у него перед глазами. Были в ней взлеты и падения, были веселые деньки, случались и дни с минусом, но самое главное — был карамельный пудинг, ветрогонный порошок, приключения вместе с добрыми друзьями. Короче говоря, жизнь оказалась слишком короткой даже для такого коротышки, как Булле. Вот-вот все закончится…

Жжик!

Что это?

На талии Булле откуда-то появился синий пояс.

А сам Булле больше не падал. То есть падать-то он падал, но почему-то вверх. Другими словами, он поднимался. Мимо промелькнул фасад дворца. Бах! Булле приземлился. Синий пояс, который был вовсе не поясом, а лягушачьим языком, выпустил его, и Булле обнаружил, что стоит на том самом балконе, где стоял несколько дней назад. Рядом отплевывался Грегор.