– Чем были вооружены ваши бойцы?

– Пулеметчики – пулемет МГ-34, пистолеты, автоматические винтовки, штык-ножи, гранаты. Колодин – пистолет и, по-моему, чья-то винтовка. Курихин – СВТ в снайперском исполнении, пистолет, штык-нож. У Никитина – ППД и пистолет, у остальных – автоматические винтовки.

– Простите, что перебиваю, а что было у вас?

– Пистолет и ППД. Как я говорил, Никитин с кем-то из бойцов работал из АГС, водитель и кто-то из расчета АГС были то ли тяжело ранены, то ли убиты. Пулеметчики и снайпер работали из-за бронетранспортера. Когда пошли в атаку, первым из-за брони выбежал я, потом Колодин и бойцы, не занятые тяжелым оружием.

– То есть из-за вашего броневика выскочили только вы и Колодин? А остальные?

– Атаковали мы с Колодиным, остальные давили огнем гитлеровцев. Нашу атаку поддержали бойцы из других машин. Так что, по-моему, все бойцы действовали по обстановке.

– Вы с лейтенантом бежали рядом?

– Нет, на расстоянии трех-пяти метров друг от друга. Вы знаете, а ведь пуля могла в меня попасть случайно. Кто-то из бойцов мог быть ранен, убит или просто отброшен ударной волной, соответственно оружие в руках могло изменить направление и выстрелило в мою сторону.

– Вполне может быть и такое, – задумчиво сказал Кулаев.

– Вы не знаете, со мной кого из моих подчиненных привезли?

– Здесь в госпитале ваших бойцов нет, – сказал Козодаев. – Вас доставили в Тамбов на самолете, который из-за плохой погоды не смог сесть в Брянске или в Воронеже. Вместе с вами на борту было 20 человек тяжелораненых из числа освобожденных из плена. Все они находятся здесь. Если хотите, я могу узнать по остальным госпиталям и отделениям о наличии у них бойцов вашей части.

– Сделайте, если это вас не затруднит.

– Владимир Николаевич, в нашей ведомственной поликлинике свободных мест нет, поэтому вы, надеюсь, не будете против остаться здесь в госпитале?

– Конечно, нет. Даже не дергайтесь по этому поводу. Сколько мне здесь лежать, врач не сказал?

– Около трех недель придется пробыть точно. Раны почистили, теперь надо дождаться, как они будут заживать. Все зависит от вашего организма.

– Понятно.

– Отдельной палаты мы вам тут тоже предоставить не можем. Лежать вы будете в палате старшего комсостава. Если вам что-то потребуется, сержант по возможности обеспечит.

– Спасибо. У меня к вам большая просьба: не надо афишировать перед остальными моего звания, должности и награждения Звездой Героя. Пусть я для всех пока останусь армейским старшим лейтенантом.

– Чего-то опасаетесь? Мы можем усилить охрану госпиталя.

– Нет, не опасаюсь. Просто, во-первых, не хочу ажиотажа вокруг себя, от этого у окружающих одни неприятности будут. Во-вторых, лучше подстраховаться на всякий случай. Не нравится мне ситуация с нападением на колонну и моим ранением.

– Хорошо, всех, кто о вас знает, предупредим, чтобы молчали, – сказал Козодаев.

На этом мы расстались. Вызванные из коридора санитары отвезли меня в палату и переложили на свободную койку со свежими простынями. От всех переживаний я быстро уснул…

Мне впервые за более чем полгода снился рассвет 22 июня и бой в крепости. Особенно тот момент, когда я стоял под крышей церкви, а вокруг меня в стены впивались осколки и горели перекрытия. Все было как наяву, словно я опять был там, и еще ничего не решено, и история не поменяла свой ход. Я вновь видел неторопливый ход по крепостным аллеям штурмовых групп немцев, захват ими объектов внутри цитадели, бой в храме, нашу атаку на Тереспольские ворота и казармы батальона НКВД, смерть бойцов и друзей, пожары в зданиях и на улице, горящие машины и деревья. Мне казалось, что я сам весь в огне. Горю всеми частицами своей души и тела, плыву и таю в жарком пламени. Мне хотелось вырваться из него, но ничего не получалось, становилось хуже, появилась боль, проникающая в каждую клеточку, и я решил плыть дальше по течению. Это помогло. Потихоньку боль стала спадать, а вместе с ней становились меньше языки пламени. Вскоре на меня пролился дождь, сначала это были отдельные капельки, падавшие на лицо. Я старался ловить их ртом, но смог поймать всего несколько штук. И тут дождь полился как из ведра. Капли попадали на лицо, в рот, тело. Омывали шею, грудь и бедра. Мое тело наконец стало остывать, и я спокойно погрузился в спасительную темноту…