Я был рад, что Касьяныч, как мне показалось, разговорился, и сказал первое, что пришло в голову:

— А вы его перехитрите.

— Как же, — сказал Касьяныч, — перехитришь. Он сам у станка собаку съел. Все винты знает. И два лишних.

— А скажите, он мог бы делать вот то, что вы?

Но на этом разговорчивость Касьяныча кончилась. Наигрывая одними губами какую-то странную, неуловимую музыку, он пошел на свое рабочее место, включил станок и тут же начисто забыл о моем существовании.

Я стал смотреть, как он работает. Честно говоря, мне было непонятно, почему папа считает его таким большим специалистом. Двигался Касьяныч медленно, фреза у него крутилась медленно. Готовую деталь он не отбрасывал в кучу ловким жестом, а не спеша осматривал, ощупывал, подчищал что-то на ней напильником, после чего прятал в тумбочку.

— Я уже почти освободился, — сказал папа, — можем еще в кино сходить.

На папин приход Касьяныч не обратил внимания. Казалось, он его даже не заметил. Но когда мы собрались уходить и стали прощаться, Касьяныч сказал:

— Ну-ка становись на тот станок.

— Это зачем? — сказал папа.

— Хочу поднять у сына твой авторитет. Он тут все допытывался…

— Ах, вон оно что, — сказал папа, снимая пальто, — только ты мне фрезу поставь, а то я запачкаюсь.

— Запачкаюсь… — Касьяныч порылся в тумбочке, нашел и поставил фрезу, зажал в тиски заготовку. — Ну, поехали, — сказал он, — кто кого. Соревнование.

Темп Касьяныча нисколько не изменился. Он двигался все так же не спеша. Что же касается папы, то у него все прямо горело в руках. Однако когда Касьяныч опиливал уже вторую деталь, папа только кончал первую.

— Нет в тебе совести, — сказал он, — ради такого случая мог бы и поддаться.

Касьяныч улыбнулся.

В Доме офицеров шла вторая серия «Трех мушкетеров». Мы с папой еще не смотрели первую, но все-таки решили пойти.

Фильм цветной, широкоэкранный. Мне было интересно, а папа все время ерзал на стуле и наконец сказал:

— Ну ладно. Ты сиди, а я пойду посмотрю, как на бильярде играют. Кончится фильм — зайдешь за мной.

Папа ушел, рядом со мной освободилось место, и туда пересел какой-то человек. В темноте я не разглядел, кто это, и поэтому очень удивился, когда он толкнул меня в бок и сказал:

— Здорово, крестник!

— Не толкайтесь, — сказал я.

— Погоди, погоди, — сказал человек, — вот выйдешь, я тебе так толкну, что ты своих не узнаешь.

С этими словами человек опять куда-то отсел. Я попытался сообразить, что ему от меня нужно, но потом увлекся фильмом и совсем про него забыл.

Фильм мне понравился, и я решил, что, во-первых, нужно просмотреть начало, а во-вторых, прочитать, наконец, книжку, про которую все так много говорят.

Так, задумавшись, я прошел по коридору и не спеша стал подниматься по лестнице на второй этаж, где была бильярдная и откуда доносился стук шаров и голоса.

— Ну-ка постой, постой!

Кто-то сзади потащил меня за пальто.

Я оглянулся.

— Не узнаешь?

— Узнаю.

В телогрейке, в ватных брюках и в валенках передо мной стоял тот самый парень, который летом на Амуре приставал к Лигии и которого я ударил.

— Пойдем! Пойдем поговорим!