– Ступай, Малаша: в твоём положении незачем сбиваться с ног. Меня и так уже Вася ругает… Вы тоже можете идти, Стрежинский. Ночь на дворе.

Стрежинский кивнул, но уходить медлил. Иверзнев удивлённо покосился на него. Молча начал раскладывать на столе свои записи, украдкой следя за тем, как поляк медленно ходит по комнате, поглядывая в окно, как останавливается у печи, как зачем-то берёт в руки скальпель… Открыв тетрадь с записями и пробегая взглядом строчки, Михаил вполголоса сказал:

– Стрежинский, если вам надобно о чём-то меня спросить, то делайте же это, наконец. Мы одни.

– Вы правы, Иверзнев, – помолчав, согласился тот. По-русски поляк говорил очень правильно, не ломая слов, но с заметным жёстким акцентом. – Я давно искал случая поблагодарить вас. И за то, что я с товарищами здесь, а не в подвальной кочегарке… И за то письмо с родины. Даже боюсь расспрашивать, как вам это удалось и сколько риска…

– Это не моя заслуга, поверьте, – серьёзно отозвался Михаил. – Рисковал для вас совсем другой человек.

– Передайте ему, в таком случае, что я навеки его должник, – Стрежинский пристально взглянул на Иверзнева. – Мы ведь с вами когда-то познакомились в Москве… Помните кружок Аракина? Кто знал, что вновь встретимся уже в Сибири!

– Многие хорошие люди встречаются теперь здесь… отчего-то, – без улыбки сказал Иверзнев. – Итак, с благодарностями и дипломатией покончено. Теперь – к делу?

Стрежинский коротко взглянул на него. Поднялся с места, разминая в пальцах незажжённую папиросу. Иверзнев подвинул к нему огарок свечи, но поляк не стал прикуривать. Остановившись у окна и глядя сквозь подёрнутое морозом стекло на тёмную улицу, негромко спросил:

– Иверзнев, вы находитесь здесь, кажется, уже пятый год?

– Совершенно верно.

– Вероятно, хорошо успели изучить здешнее существование. Скажите, возможен ли удачный побег отсюда?

Михаил ответил не сразу. Стрежинский нетерпеливо побарабанил пальцами по подоконнику.

– Да, это возможно, – наконец, медленно сказал Иверзнев. – Более того, бегут отсюда регулярно. И это вовсе не так сложно, как может представляться… с одной стороны. Однако, именно вам идти в побег я не советую.

– Вот как? – без всякого выражения спросил Стрежинский. – Отчего же?

– Потому что это – Сибирь, – пожал плечами Иверзнев. – Тайга, непролазный лес, болота, бурелом, дикие звери. Убежать с завода очень легко. Вы в этом сами убедитесь по весне, когда этих разбойников позовёт, как они выражаются, генерал Кукушка. Да что с завода! – с серебряных рудников превосходно бегают! Но потом будет много сложнее. Такие люди, как мы с вами, не умеют жить в диком лесу. Вы не сможете определить путь по солнцу и звёздам, не выберетесь, если что, из болота… да попросту от гнуса избавиться не сумеете! А эта подлая мошка людей до безумия доводит! Не обижайтесь, Стрежинский. Всё то, что я говорю, в полной мере и ко мне самому применимо… хотя я всё же был на войне и по звёздам идти могу. А в тайге иногда даже бывалые бродяги не выдерживают! Пробегают месяц-два – и возвращаются на завод, назад в острог слёзно просятся! Да к тому же…