– Я предполагаю, – поделился выводами доктор, – у вас общая усталость организма и истощение, само собой. Отдых, витамины, хорошее питание, прогулки на воздухе! Извините, батенька, но больше ничего порекомендовать не могу, увы!

И выписали с богом, подальше от вопросов и недоумения.

Лучше Захару ни от диагнозов расплывчатых, ни от общеукрепляющей терапии не стало. Начальство отправило ценного работника в отпуск для выздоровления, а он слег в кровать и подняться уже не смог…

Захар старался, рвался изо всех сил, предпринимал все новые попытки встать, вернуться в нормальную жизнь, выполнял все рекомендации и… угасал.

Несколько раз, сцепив зубы, доставал себя из кровати, делал несколько шагов на пределе всех мыслимых усилий и терял сознание. Ирина возвращалась домой с работы, находила его на полу – холодного, без признаков жизни, – пугалась страшно, звонила отцу. Тот прибегал вместе с мамой, втроем они поднимали его и на руках переносили и укладывали обратно в постель. Никитку увезли на время к бабушке и дедушке, Ирининым родителям, подальше от горя и наползающего страха, а в доме повис устойчивый запах беды…

В какой-то момент Захару стало безразлично – нет, неосознанно, он боролся, как мог, старался, дрался за жизнь – но все чаще сознание отключалось и он проваливался в тяжелую муть…

Отец, Игнат Захарович, от безнадежности, обратился к тогдашнему хозяину объединения, в котором работал Захар, умолял помочь. Захара на самолете, в сопровождении только медперсонала, отправили в Москву на обследование. В клинике совсем другого уровня и качества врачебной помощи Захара продержали три недели.

Уж там обследовали – так обследовали!

Искололи всего, возили на каталке каждый день на какие-то замысловатые аппараты, он плохо все помнил и понимал, практически постоянно находясь на грани сознания.

И эти ничего не обнаружили.

Поставили туманно-расплывчатый диагноз: общее стремительное истощение организма, вызванное неизвестными факторами. И отправили тем же самолетом обратно.

Богу отдали – выживать, если сможет, или умирать, что скорее всего.

Он похудел на двадцать килограммов, кожа на теле обвисла, как у старика девяностолетнего, глаза запали в чернеющие близостью смерти глазницы, на лице сложились старческие глубокие морщины, волосы выпали, и Ирина брила его наголо, глотая беспомощные слезы.

Он умирал – это стало понятно всем родным.

Для борьбы за жизнь как минимум требовалось находиться в сознании. Он бы дрался до конца, зубами вгрызался, скручивая волю в жгут. Он не сдался бы никогда, до последнего! Не той Захар закалки был мужик, чтобы сдаваться.

Но и эту, последнюю возможность у него отняла судьба, выключая из жизни, из борьбы его замутненное, растворяющееся во тьме сознание…

Он уходил. Неотвратимо.

В эти дни с вахты в город вернулись мужики, с которыми Захар начинал свою карьеру на буровых после института. Как-то Ирина возвращалась с работы домой и встретила бригадира Василия Маркеловича, старого матерого нефтяника, который в свое время учил профессии, уму-разуму и жизни не битого тогда еще, зеленого Захара.