Дворянство убедительно просило о смене архиерея. Может ли духовный чин внушить страх и уважение своей пастве, писали дворяне, если богослужение проходит у него в слезах? Народ чуток: источает слезы епископ, неловко не плакать и прислуживающим ему клирикам, а, глядя на них, как не пустить слезу и богомольцам? Уж им-то и подавно есть о чем погоревать. А надо, чтобы все были довольны и народ тоже...
Дворяне были возмущены Иоанном. Мог ли после этого усидеть на месте епископ?
Чуваши, черемисы и мордва после смерти Питирима вышли из повиновения, приободрились, стали гнать дубьем от себя попов и бродячих архиерейских проповедников. Особенно осмелела терюханская мордва, проживавшая на земле царевича Бакара Грузинского, невдалеке от Нижнего. Произошло немало расправ языческой мордвы с людьми духовного сословия.
Санкт-Петербургу стало об этом известно, оттуда писали епископу выговоры, а он продолжал себе беззаботно предаваться "слезам, плачам и рыданиям".
Вот почему он и был заменен прогремевшим на всю Русь своею ревностью к православию и твердостью нрава епископом Димитрием Сеченовым, основателем и главным правителем казанской новокрещенской конторы.
Епископ Сеченов прибыл из Казани не один. Во время следования с пристани около него шагали четыре вооруженных солдата-телохранителя дюжие, бородатые парни с озорными глазами; несколько юрких толмачей-переводчиков; полдюжины неуклюжих иноков, волосатых, неопрятных, и два тщедушных канцеляриста с гусиными перьями за ухом. Все они расползлись по кельям архиерейского дома, причем смотрели на нижегородских монахов свысока, не скрывая усмешки.
Новый епископ выглядел в тот день усталым, кротким. Томно благословлял он встретивших его с почетом нижегородских служилых людей и горожан, подавая каждому из них для лобзания свою крупную волосатую руку. С Иоанном Дубинским крепко обнялся, облобызался по-братски. После того долго сидел в бане, неистово парился, а вечером в своих покоях вел с губернатором секретную беседу о местных делах. Подслушивавший у дверей один из чернецов шепотом рассказывал, выбежав в сад, монахам Духова монастыря, что-де новый владыка часто повторял имя Иоанна Дубинского и новокрещеную мордву.
Так это было или нет, но только вскоре же за тем Димитрий Сеченов вызвал к себе в келью Иоанна и повел с ним разговор уже не такой, как накануне.
Встретил его он, стоя за столом, одетый в великолепную светло-коричневую шелковую рясу. Взгляд его был холодным, неприветливым.
- Мир вам, ваше преосвященство!
- И духови твоему!
- Садитесь.
Оба сели друг против друга: полный, с пышными вьющимися волосами, дородный, упитанный Димитрий и худой, дряхлый, болезненный старичок Иоанн.
Заговорил Сеченов:
- Каждое утро, каждый день мои люди приносят мне все новые и новые доказательства противоапостольского поведения нижегородских попов... Четыре года только минуло, как почил блаженной памяти справедливый и строгий архипастырь Питирим - и что же мы видим?
Зеленые, неприятные глаза Сеченова смотрели укоризненно в лицо смущенного Иоанна.