Цыган показал ему нож. Чернец исчез.
- Кто такой? - спросил Рувим.
- Шпион, - спокойно ответил Сыч. - Они теперь под каждым ларем.
- Чего ради?
- Эх, чудак! За атаманскую голову воеводы тридцать рублев дают! А ты говоришь!
- Чего же ради они его не схватят? Не видят нешто они, что нас немного?!
Цыган весело рассмеялся:
- Дитятко ты неразумное! Наших полна церковь! Остались богу молиться они для вида. Да и чернец-то, что дорогу нам казал, не кто иной, как наш, да и нищие, что на паперти сидят - тоже наши, да и монахи, говорю, многие в заговоре с нами. Атаману только свистнуть - и вся ватага слетится. Вот и не трогают! Поневоле.
Рувим покраснел. Возрадовалось его сердце. Он с уважением и трепетом смотрел теперь вслед идущему впереди атаману.
- Видать - советоваться будем. Тяните атамана на тот берег... Рыхловского зорить, - науськивал товарищей Сыч. - Самый главный лишай он на белом свете. Господи, что же это за сукин сын такой уродился?! Не умру я, детушки, спокойно, пока не отомщу за Степаниду! Зарежу я Фильку, я печенки его по сучкам развешаю - клюйте, галки, вороны, сороки! Долбите его!
Турустан, слушая Сыча, погрузился в размышления:
"Цветок беленький лесной, Мотя моя дорогая! Как же должен я о тебе сокрушаться! Поля и леса родные, девушки и парни, старики и старухи! Турустан сдержит клятву и вырвет у злодея, коршуна в облике человечьем, свою невесту. Отомстит он и за отца своего, и за мать родную, и за всю мордву!"
У Рувима были свои мысли:
"Защитники христианства, - думал он, глядя на Макарьевский монастырь, - чего добиваетесь?! Почему ополчились на нас, на евреев? За что страдает мой отец? Чем провинился он? В талмуде говорится: "Негодует на нас небо за наши грехи, а мир за наши добродетели". Отец, кроме добра, никому ничего не делал. Неужели ему суждено погибнуть за свое доброе сердце?!"
Трудно было удержаться от грустных мыслей, идя по пустынному берегу Волги и слушая унылый осенний водоплеск. Каждому хочется жить спокойно, не страшась никого. Каждый бы с радостью поселился где-нибудь на постоянное житье, обзавелся бы семьей, но... все эти люди - беглые преступники. Сам Михаил Заря был бы в торговле умнейшим из купцов. В Нижнем только и разговору о том, что разбойники доставили "порядочнее всех прежних артелей" соль для Строганова. Но попробуй явись Михаил Заря к губернатору, покайся в своих поступках и попроси у него работы, - все одно каторга, если не хуже.
Закон неумолим: "Буде приведут разбойника - его пытать. Буде он с пытки повинится, что он разбойничает впервые, а убийства не учинил, у того разбойника за первый разбой отрезать правое ухо, да в тюрьме сидеть три года, а животы* его отдать истцам. После тюрьмы посылать его в кандалах работать всякие изделья. А ежели первый раз и с убивством - тех разбойников и за первый разбой казнить смертью".
_______________
* Имущество.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Совет держали в рыбачьей сторожке: Михаил Заря, Ванька Каин, цыган Сыч, есаул Зари уральский башкир Хайридин, Рувим, Турустан и какой-то поп-расстрига. Спор был большой. Ванька, всем на удивление, стал доказывать - необходимо до ниточки обобрать Макарьевский монастырь. Михаил Заря смотрел на него недобрым взглядом.