Московский знаменитый вор исподлобья обвел взглядом и другие ценности храма. Сердце замирало. Забыл обо всем на свете человек. Только взглянув на Рувима, смиренно стоявшего рядом с ним, на цыгана Сыча и Турустана, усердно отбивавших лбом поклоны, он пришел в себя. Да, это тебе не Москва! Не родной дом! Инок, который был у них провожатым, стоял тут же и многозначительно кивал в сторону высокого бородатого мужчины, одетого в темно-синий кафтан и подпоясанного желтым кушаком. В наружности его проглядывала явная самоуверенность. Широкоплечий, степенный, похожий на былинного богатыря, он молился усердно, неторопливо, вдумчиво, косясь изредка на Ваньку с товарищами.
Теперь понятно, почему инок кивает головой в сторону этого человека, - стало быть, он самый и есть - атаман Заря! Вот бы уж никогда не подумал Ванька Каин, что сей почтенный мужчина с честным, умным лицом предводитель разбойников! Толкнул Рувима, покосился на Михаила Зарю. Рувим тоже понял, толкнул Турустана. Аминь! Больше ни взгляда, ни движения! Ванька с богомольным видом стал на колени и давай отбивать поклоны. Рувим, не мешкая, последовал его примеру. Монастырских сыщиков берегись! За плохое богомолье государыня повелела взыскивать наистрожайше. Всем известно - с богомольем нынче не шутят. Царица не только сама денно и нощно молится о своих прегрешениях, но и всю Россиюшку заставила за нее молиться.
Ванька стукался лбом о пол, а сам думал: "Охлади, господи, душу мою ненасытную - помоги стяжать крест твой господень, на престоле лежащий и золотом, яко солнце, сияющий! Накажи монахов, род гнусный и лицемерный. Недостойны они твоей милости! Боже! Вознагради мое смирение - могу ли я дерзать мыслию сопричисленным быть к лику святых, погрязая во гресех, ересях и заблуждениях, а оные иноки, творя беззакония и непотребства, дерзают карабкаться на небо, имея якобы к тому упование сесть в одном ряду с Николаем Угодником и другими вельможами. И прошу еще я, униженный, смиренный раб твой, отдай оный серебряный с золотом крест мне, а не кому другому! Зачем он макарьевским инокам, во лжи и невежестве утопающим?!"
Каин ощутил на плече чью-то сильную руку. Вздрогнул. Оглянулся. Атаман Заря. Улыбается.
- Идем! - шепнул он и с достоинством пошел вон из церкви.
За ним потянулись Каин, Сыч, Рувим и Турустан. Михаил Заря осторожно шагал среди распластавшихся на полу богомольцев.
- Быстро ты спроворил! - сказал он, разглядывая Каина, когда вышли на волю.
- Не верю я ему! - кивнул на Ваньку шедший рядом с Сычом Рувим.
- Молодой, а глаз у тебя острый... Известно: вор не брат, потаскуха не сестра.
Турустан поддакнул:
- Глазищи-то какие плутовские!.. Ой, братцы! Напрасно мы с ним связались!
И всем троим стало легче. Каждый до того тайно следил за Ванькой, но высказать своих дум не решался. А теперь все трое, оказывается, думали одно и то же.
- Тише, отроки! - одернул товарищей Сыч. - Вида не кажите до времени. Что будет!
Ванька громко смеялся и хлопал Михаила Зарю по плечу, как давнего приятеля. Атаман был серьезен. На ярмарочной площади, пустынной и безлюдной по случаю кануна праздника, из-за одного ларя высунулся чернец.