Что на это мог ответить губернатор? Дело ясное - строгановские соляные суда по Волге водят разбойники и беглые крепостные крестьяне. А что сделал он, губернатор, узнав о таковом соглашении именитого промышленника с ворами? Ничего. Провел ночь внизу, в строгановском доме на Рождественской улице в ошеломляющем куртаге*. Ну, разве не может и об этом узнать епископ Сеченов и донести в Питер? А затем... Рыхловский? Не может ли он наябедничать епископу о непринятии губернатором мер против немца Штейна и еврея Гринберга?
_______________
*аКауаратааага - бал, веселье, кутеж.
А как ведется дело в губернии подвластными губернатору чинами? Не имея достаточного заработка, они принуждены искать прибытка, невзирая на законы. Канцелярия беспорядочна. Секретарям и подьячим законного дохода нет, а жалованья годами не получают. Поневоле коварством и обманом достают они себе средства на прожитие. Купцы толстеют, обогащаются на хищении казенного и на разорении слабейших, и нет никому никакой защиты от них. Пожалуй, найдутся охотники обвинить губернатора, якобы и он заодно с ними. От торгашей всего ведь можно ожидать. Совести нет, как и у духовенства.
Всю ночь в сильнейшей тревоге ворочался с боку на бок нижегородский губернатор, то и дело просыпался он под тяжестью мучительных жутких предчувствий.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Словно сговорились все осаждать губернатора разными жалобами.
На следующий день к Друцкому в кабинет влетел еще управитель вотчиной царевича Грузинского князь Баратаев. Как всегда веселый и немного подвыпивший, чернобровый, красивый, одетый далеко не по-деревенски, хотя и житель Лыскова.
Облобызались.
- Давно не бывал у нас, отец Мельхиседек, - усаживая гостя в кресло, сказал губернатор. - Ну, какие у тебя новости?
- Новость у нас одна - попы донимают.
Губернатор сделал жалкую гримасу, пожав плечами.
- Свет христов просвещает всех! Ничего не поделаешь.
- Но чего же ради они избрали наши селенья? Места немало в империи.
- Однако немало и духовного чина.
Друцкой и Баратаев сели за стол.
В целях "удобства и взаимности" губернатор предпочитал всякие вотчинные дела решать за чаркою водки.
Баратаев рассказал о том, что по деревням и селам бродят, яко волки в овечьей шкуре, посланцы епископа Сеченова и лезут к инородцам со своим крещением и смущают народ, и что мелкие помещики вроде Рыхловского им всячески помогают, натравливают их на мордву, которая им не верит и не уважает их, ибо никто столько не грешит, как сами же оные монахи и иереи. Старца Варнаву всенародно уличили крестьяне в блуде. Соблазн от этого великий пошел по деревням. Какие же это пастыри, когда сами хуже всякого потерявшего совесть бродяги? В Лыскове на базаре шлялись оранские монахи и явно, без стыда, сбывали купцам ризы, снятые ими с икон в своем же монастыре, а затем тут же, у Макарья, в кабаке пропивали деньги в обществе воров и макарьевских монахов. Когда к ним подошли полицейские, они заявили: "Мы - чины духовные и вашему суду не подлежим, а кто нас возьмет, то того по новым государственным законам в цепи закуют. Государыня царица Елизавета за духовный чин стоять обещание богу дала". Полицейские в испуге убежали от них.