Губернатор не шелохнулся. Он продолжал негодующе смотреть в лицо Несмеянке.

- Подумай-ка, хамская харя - на что решился ты и какие разрушения произошли по твоей прихоти, зажигатель?!

- Ты добр и многосведущ, - ответил Несмеянка губернатору, - но не обладаешь здравым умом. (Опять все испуганно зашевелились, глядя на начальника губернии.) Попав в утробу чудовища, не будешь ли и ты стараться выйти из нее? К тому стремятся мордва и русские тяглые люди.

Друцкой побагровел.

- Язык вырву! Падаль! - задыхаясь, крикнул он.

- Не раздражайся, ваше сиятельство, по поводу всякой малости! вступился за товарища Семен Трифонов.

Несмеянка вздохнул.

- Э-эх, князь! Кого ты захотел обмануть! Иди себе... пользуйся пока жизнью! А нас вели казнить! Вот и весь наш сказ. Не дитя ты, и мы не дети!

Губернатор многозначительно поманил пальцем секретаря и, когда тот мелким бесом подскочил к нему, что-то прошептал в секретарское ухо, а затем повернулся и осанисто пошел в сопровождении полковников вон из застенка. Поп остался на месте.

После ухода начальства к арестованным приблизился секретарь. Тихо, вежливо изогнувшись, он обратился к Несмеянке:

- Добрый человек! Его сиятельство не хочет губить тебя, он желает тебе добра.

Несмеянка, усмехнувшись, поклонился:

- Бью челом! Но легче от доброго получить злое, нежели от злого доброе.

Секретарь, будто не слыша, продолжал ласково и вежливо:

- Одного только мы желаем от вас, честные люди, откройте нам, кто были у вас ближними товарищами в смуте, коя постигла ваши несчастные селения, и не знаете ли вы, где хоронится жалкая разбойница, девка по имени Матрена, беглая дворовая Рыхловской вотчины? Не утаивайте от нас ничего - тогда будете помилованы губернатором и его преосвященством епископом нижегородским и алатырским... И воздаст вам хвалу и славу царская власть.

Несмеянка гордо поднял голову.

- Слава состоит в преданности народу, в твердой самоуверенности духа и в бесстрашии...

Поп и московский кат переглянулись, покачали головами, зевнули от скуки.

- Говорил я... - шепнул попу на ухо кат. - Человеческую глубину век не испытаешь!..

- Чего ради удлинять краткий путь ко аду?! Охо-хо-хо! - вздохнул батя.

Секретарь не смущался и настаивал на своем:

- Гордиться должны не словом, а делом и подвигом общеполезной добродетели. А что есть полезнее выдачи воров властям?!

Несмеянка отвернулся, не желая продолжать разговор. Семен Трифонов зло проговорил секретарю:

- Не будь цепей, укокал бы я тебя, христопродавца!

- Ну и что же?! А далее что? Боль совести! Не стремись, добрый человек, ко истреблению, но наипаче пекись о сбережении. Такой же я невидный раб божий, как и ты. Чего же для умерщвлять меня?! Все мы люди, все рабы единого господа бога, творца вселенной.

Московский кат и поп опять переглянулись. Нижегородские палачи, плотно сжав губы, почесали затылки.

- Какого дьявола, блудник, ты липнешь к нам?! - вспылил Семен Трифонов, рванувшись к секретарю. Тот отскочил назад, наступив на мозоль вскрикнувшему от боли попу. Конвойные вцепились в Семена. Оттащили его. "Ишь, здоровенный какой!" - ворчали они.