- Ее отец просил меня позаботиться о ней.
Опустившись в кресло, бледный, печальный, он принялся молча рассматривать девушку.
Стало неловко всем. Этот человек напоминал не то безумного, не то пьяного. Петр так бы и подумал, если бы не знал, что Штейн только что выпущен из острога.
- Я полюбил твоего отца, - сказал немец Рахили. - Я дал ему слово - и выполню. Мне все известно - старушка не скрыла от меня твоего опасного положения. Дорога у тебя одна - тюрьма! Либо высылка, либо насильственное заточение в монастырь... Я тайно увезу тебя в вотчину господина Лютера, что в Девичьих Горах, между Сергачом и Лукояновом... Лютер близок канцлеру и состоит под личной опекой нашего короля Фридриха... Никто не посмеет вторгнуться туда. Об этом знают все начальники Казанской и Нижегородской губерний... Завтра я уезжаю. Готовься! Там ты будешь в безопасности.
Рахили хотелось знать, что посоветует ее новый друг - Петр Филиппович. Она взглянула на него. Он понял ее и сказал:
- Единственная надежда у Рахили теперь на дружбу, на искреннюю добродетель людей бескорыстных... Хотя я и мало знаю господина Штейна, но верю в силу его чести и личное его благородство. Другой дороги у нее нет.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Больших усилий стоило Петру справиться с неприязнью к нижегородским властям. Он выполнил приказ: на следующий день явился к губернатору. Друцкой был в это время в канцелярии и тихо, полушепотом, что-то говорил своему секретарю, низко над ним наклонившись. Два приказных, увидев Петра, многозначительно переглянулись. Губернатор как бы невзначай взглянул на Рыхловского, загадочно протянув: "А-га..." - и сказал отрывисто:
- Идем!
В губернаторском кабинете было просторно и чисто, звонко тикали на стене заморские часы в бронзе. Длинный белый стол. Скамьи.
За окном кремлевский сад, а дальше Волга и леса, леса! Хорошо знакомая и близкая сердцу Петра картина. Какая разница: этот надутый генерал, холодный, неуютный кабинет, предстоящие разговоры - и спокойная, величавая ширь Волги.
Князь сел к столу и некоторое время молчал. Потом громко вздохнул, шумно передвинул под столом ноги и голосом тихим, безразличным спросил:
- О покойном отце вспоминаете?!
Петр вздрогнул. Меньше всего он ожидал услышать напоминание о Филиппе Павловиче.
- Нет, - покраснел он. - Жду ваших распоряжений.
- Однако было бы не лишнее вспомнить вам и о вашем покойном батюшке...
Петр молчал. Губернатор смотрел пристально в лицо Петру и барабанил пальцами по столу.
- Таких честных, преданных дворян, каким был ваш родитель, едва ли еще сыщешь в оной губернии. Вот что. И пригласил я вас, молодой человек, затем, дабы напомнить вам о высоком долге дворянской чести, завещанном вам блаженной памятью вашего отца. Долг сына - наказать убийц. Завтра выступаете вы с ротою солдат бить воров и для ограждения дворянских вотчин от возможной смуты среди инородцев... Об этом было указано вам еще в Санкт-Петербурге высшими чинами. Думается, вы не забыли?
Скучно и удивительно было слушать давно набившие оскомину рассуждения о важности подавления мнимых мятежей и о поимке разбойников. Да и сам губернатор об этом всякий раз говорит как-то холодно, нехотя и неуверенно, - видно, что он и сам не считает нужным посылать отряд в деревню, но под влиянием иных соображений все-таки посылает его.