- Но ты говорил о препятствиях! - робко возразила Рахиль.

Обрывками кошмарного сна промелькнули у Петра воспоминания о недавнем: питерское и московское надругательство над ним, встреча с нижегородским начальством. Он представил себе огромные пространства России и свое полное одиночество в этой пустыне и, как брат, как друг, прижался к девушке. Стало тепло, уютно обоим.

- Мне кажется, я родился для того, чтобы встретиться с тобою, сказал Петр. - Никакие препятствия не помешали этому.

Рахиль с затаенной радостью слушала Петра, и самой ей хотелось сказать ему то же самое, но не могла она решиться и сказала другое:

- Подобных мне - много. Ты служил во дворце, ты видел лучше, богаче, красивее, умнее меня. Ты видел даже царицу.

Слова Рахили были неожиданны.

- Царица?!

- Да! Ты ее видел?

- Жил рядом, караулил.

- Но как же мог ты уйти из дворца и попасть к нам в Нижний? Ведь там счастье и веселье, здесь горе и бедность. - Рахиль покраснела. Она давно хотела вызвать Петра на откровенность.

- Уметь пользоваться изобилием ничего не стоит, но тайна, которую из этого извлекает мудрый, состоит в том, чтобы быть счастливым также и в злополучии...

- Расскажи что-нибудь о царице?

- Запрещено, но для тебя...

Рахиль окончательно смутилась. Вместе с тем в ней еще сильнее разгорелось любопытство.

- Красивая она?

- Ласковый голос ее и притворная улыбка, когда ей было только пятнадцать лет, уже умели пленять... Но все у нее ложно: и голос, и взоры, и наряды. Э-эх, лучше не думать!

Рыхловский ясно представил себе дни, проведенные в близости к царице. Задумчиво, как бы размышляя вслух про себя, он продолжал:

- Природа одарила ее красотой, но она предпочитает иную красоту, искусством ей приуготовленную.

- Ты будешь всегда думать о ней?

- Нет, Рахиль. Зачем? Не могу я тебя равнять с ней. Во цвете лет своих и красоте ты не помышляешь об искусстве нравиться... Твой разговор справедлив, и если ты полюбишь, то навсегда. Твоя мать и твой отец не готовили тебя блистать наподобие холодного алмаза... Они растили в тебе человека... Это твое великое счастье... Ты должна быть благодарной отцу.

Слезы выступили у девушки при напоминании об отце. Петр взял ее руку и поцеловал. Рахиль сконфуженно отвернулась.

- Говорят, что сострадание не может быть долговечным, - смахивая слезы и стараясь скрыть свое лицо от Петра, сказала она.

- Кому сострадать! - вспыхнул Петр. - Не мне ли? Я вижу свое будущее... Я знаю, что должен погибнуть. Для того меня и послали сюда. И могу ли я свою любовь черпать из моего якобы к тебе сострадания? У тебя умер отец, у меня умерло все... Тот, кого я считал отцом, оказался мне чужим; мало того - он убийца моей матери, лютый мой враг! Подумай! Только позавчера я думал, что в Нижнем у меня есть родной отец... Но и этого мало - теперь я узнал, что подлинный отец мой - вор и разбойник, какой-то беглый цыган... Я набираюсь сил и терпенья, утешаю себя возможностью умереть с пользою для людей... Вот и все!

Девушка взяла его за руку:

- Завтра ты уйдешь от нас с солдатами?