— Будь счастлива, дочь конунга, — прошептал он и приник к ее устам чуть дольше, чем того требовали приличия.
Берта удалилась, ее отец продолжал поименно благодарить послов, но Олег почти ничего не слышал. Он пребывал в смятении, которого не мог объяснить, но смятение это не пугало, а почему-то радовало его. И он как-то даже не особенно отметил, что конунг Берт подарил Зигбьерну меч Берсира как победителю в состязаниях на тризне.
Он пришел в себя только тогда, когда гости стали прощаться, покидая зал приемов. Олега и Донкарда это не касалось, потому что советники конунгов договорились о последней беседе с глазу на глаз.
— Тебя ждут неотложные и многотрудные дела, конунг Олег, — сказал Берт, когда они остались вчетвером. — Мне тяжко с тобою прощаться, осиротели семья моя и земля моя, и я жду твоего мудрого совета, как жить нам дальше.
Эти слова были осторожно подсказаны Биркхардом, который видел в них удобный переход к тесному союзу двух родственных племен через сватовство единственной дочери конунга. И поэтому все молчали, с удивлением глядя на вдруг посуровевшее лицо Олега.
— Конунг Берт, семья, в которой есть такая дочь, не может осиротеть, — сказал он, чувствуя, как заколотилось сердце. — Она принесет тебе внуков, и старость твоя станет вечным праздником.
— Берта еще дитя, — грустно улыбнулся конунг.
— Через год дитя расцветет в прекрасную женщину. — Олег вдруг сорвался с места и крупно зашагал по залу, что выглядело несколько неприлично. — А ровно через год настанет срок, когда я буду должен избрать себе жену. Я отпраздную великую свадьбу, когда сокрушу Аскольда и возьму Киев, но жену изберу сегодня. — Он резко остановился напротив конунга. — Я прошу тебя, конунг Берт, отдать мне, конунгу русов, твою дочь Берту в жены. И у тебя будет сын, который всегда защитит тебя и твою землю, останется дочь, чтобы утешать тебя, и появятся внуки, чтобы скрасить твою старость.
И, став на одно колено, смиренно склонил голову, ожидая ответа растерявшегося конунга рузов.
Глава четырнадцатая
Два слова, еле слышно брошенные князем Воиславом во мрак перехода, которым Ахард вел его в темницу, обрели жизнь в тот же вечер и, передаваясь из уст в уста, обрастая слухами и домыслами, вырвались не только за пределы княжеской усадьбы, но и за границы земли кривичей. Это два слова («Найди Урменя») шептали родным, соседям, добрым знакомым. Они расползались во все стороны неведомыми путями и в конце концов достигли ушей двух юных бортников, дороги которых зависели скорее от пчел, нежели от конных разъездов русов, тем более что всадники держались троп, а бортники — глухомани. Они передавали эту весть далее, и, хотя никто не знал, где искать Урменя, все знали, что его необходимо найти. И — нашли.
— Твоего отца, княжич, Хальвард упрятал в темницу. Говорят, так захотел Олег. Князь Воислав повелел найти тебя.
Урмень молча выслушал сообщение, отстегнул от пояса меч. Подумав, пристегнул его на место и сказал Одинцу:
— Ступай в Старую Русу и скажи Сигурду, что отныне я никому не служу. Я защищаю своего отца и до конца дней буду мстить русам за оскорбление его княжеского достоинства. Сигурда и Нежданы это не касается.