– А вдруг эту съемную дачу тоже придется освобождать?

Вздохнув, я притягиваю в объятья свою деятельную жену. Придется, видимо, кое-что прояснить:

– Вик, эта дача тоже уже наша. Я ее еще в сентябре выкупил.

– Лешка, ты где столько денег взял?! – ужасается моя практичная женушка.

– Гонорары за книги и сценарий, стипендия, зарплата. От стипендии с нового семестра я, правда, откажусь, а то неудобно как-то перед сокурсниками.

Вика одобрительно кивает. Вот никогда не сомневался в ее здравомыслии!

– Малыш, когда я пытался объяснить тебе, что мы обеспеченные люди, я ведь не шутил. Я очень хорошо зарабатываю. Просто не хочу афишировать это, чтобы не вызывать зависть окружающих. Деньги, к сожалению, часто меняют людей, и не в лучшую сторону. А я этого хочу избежать. Того, что у нас сейчас есть, вполне достаточно для нормальной жизни, и забивать свой дом барахлом мы точно не станем. Поэтому берем только самое необходимое, ладно?

Вроде поняла. И со вздохом начала что-то выкладывать из сумки. Ну и славно. Позвоню-ка я пока Бурлацкому.

Удивительно, но моему звонку рады. Настойчиво приглашают в гости. Вот прям сегодня. Еле отбрехиваюсь. Мол, мы только что с поезда и вообще в процессе переезда – жена не поймет.

– Тогда ждем завтра. И рассчитывай сразу, что с ночевкой едешь, – вечером от нас не выберешься.

– Да я сам за рулем.

– Тем более! Шоссе ночью не освещено, одни повороты чего стоят. А мы здесь, как ты понимаешь, далеко не монашескую жизнь ведем.

Это он на пьянку, что ли, намекает? Вот не было печали… Но ехать надо, никуда не денешься – впереди сессия и Карпаты, в конце декабря мне просто некогда будет с цековцами встретиться. И я соглашаюсь…

Вновь закат разметался пожаром —

это ангел на Божьем дворе

жжет охапку дневных наших жалоб.

А ночные он жжет на заре.

И. Губерман

До дачи Горького в Горках я добрался быстро. Невзирая на свежевыпавший снег, лихо промчался по пустынному и извилистому Рублево-Успенскому шоссе, а миновав перекресток с указателем на Николину гору, вскоре свернул направо – на дорогу, ведущую через заснеженный лес. Она была хорошо почищена, и через пять минут я уже сигналил перед зелеными воротами усадьбы. Из будки показался охранник. Тщательно проверил у меня документы. Позвонил куда-то, доложил о моем прибытии, переписал номера машины. И уже через пару минут я ехал по парку в сторону внушительного двухэтажного особняка с колоннами. По бокам от него – два небольших флигеля. Усадьба эта когда-то принадлежала фабриканту Морозову. Старообрядческая семья много сделала для Москвы – построила известную больницу, щедро жертвовала на благотворительность. И еще Савва Морозов давал деньги на революцию. Собственно, у партии большевиков было два главных источника финансирования – деньги еврейских банкиров и средства московского фабриканта-старообрядца. Ну и, разумеется, «эксы» – экспроприация у экспроприаторов.

После революции имение национализировали, невзирая на прежние большие заслуги родственника владельца. В 20-х здесь разместилось заводоуправление Конного завода № 1, а с 31-го в Горках по настоянию врачей жил Горький. Здесь он писал роман «Жизнь Клима Самгина», сочинял свои пьесы «Егор Булычев и другие», «Достигаев и другие». Сюда приезжали к нему и руководители партии, и творческая интеллигенция – Немирович-Данченко, Бернард Шоу, Герберт Уэллс, Ромен Роллан, Фадеев, Вересаев, редакторы многих журналов и издательств. Здесь же он и скончался в 36-м. Судя по воспоминаниям именитых гостей, слабое здоровье «Буревестника» ничуть не мешало ему пить, как сапожнику.