Но этого уже не узнать.
Без пяти три приходит клиент, которого в агентстве за глаза называют Кокаинист. У него растопыренные глаза и вечно розоватые ноздри. Он никогда не слушает, что ему говорят, и всегда держится в профиль.
– Нет-нет, – Кокаинист. – Красный цвет совсем не подходит. Он символизирует огонь. Тем более треугольник… Он напоминает топор.
– Хорошо, а серый круг? – предлагает Женя.
– Нет-нет! – Кокаинист вцепляется в спинку стула. – Это же почти дисковая пила! Вы хотите, чтобы нас привлекли к ответственности за браконьерство?!
– Это совсем не такой серый цвет, – уговаривает Женя. – Это правильный, добрый серый цвет. Мы проводили бета-тестирование…
На офисной кухне заходит разговор о сообщениях, которые посылались людьми из самолета, врезавшегося в Южную башню WTC в 2001 году.
Женя говорит, что ни за что не послала бы в такой момент никакого сообщения, потому что не хотела бы драматизировать «последние часы». Они для меня ничего не значат. Почему прощание должно быть важнее жизни и смерти? Почему надо «успеть сказать что-то»? Почему человек, обреченный смерти, должен тоже что-то говорить?
Но не успевает она произнести это мнение, как Регина заливается слезами. Она говорит о том, что не успела попрощаться со своим отцом и ей до сих пор, уже много лет, тяжело об этом вспоминать. Глядя на ее слезы, начинает плакать и Женя. Она просит у Регины прощения. Но Женя плачет не о себе – она только сочувствует Регине.
Женя едет с работы. Она сидит прикрыв глаза и мечтает: вот бы угнать трамвай. И чтобы он шел без пересадок от дома до работы. Трамвай мечты. Там все бедненько и чистенько. Там стены покрашены ярко-голубой масляной краской. Он ярко дребезжит и хрустит, искрит и громыхает. И в этом трамвае у меня есть свое место, куда никто никогда не встает. В самом хвосте трамвая. Рядом с размытым стеклом, на котором ключами накарябали какие-то буквы. И вдаль убегает тропинка железных рельсов. И мой трамвай, мой блескучий и трескучий, в полосах ветра и тока, шел бы себе, покачиваясь, через весь город. И он ехал бы долго-долго…
Женя открывает глаза и видит, что она совсем не в трамвае, а в метро.
Вагон полупустой. Дует подземный ветерок.
Сидит на лавке напротив. В руке – банка «Ягуара».
Волосы как пакля. Провал рта.
Сердце у Жени колотится. Она примерзла к сиденью. Но больше не умирает. Может смотреть, наблюдать. Может заплакать, если захочет.
Поезд с грохотом влетает на станцию. Женя встает и пробирается к дверям. Вдруг ей вспоминается та девочка в детском доме, с хлебушком на блюдце.
Как ее зовут? Света вроде.
Дурдом
7. Чувачки
да сонц
да зай
нет еще нет
да ничего нового
неа
это моя девушка ну как девушка
бывшая девушка так сказать
звучит как-то двусмысленно, «бывшая девушка»
я имел в виду, бывшая «моя» девушка (в кавычках)
мы с ней в хороших отношениях
это очень круто на самом деле очень ценю
ну как? Обыкновенно все началось, у многих так
мы с ней курили, ну как, покуривали
раз в три дня примерно
никогда не думал, что от этого что-то может
и никаких таких не было звоночков, ничего