Перед домом Рикорда была произведена пробная запряжка лошадей из казачьего конвоя. То была пара мелкорослых белых сибирских лошадок с коротко подстриженными гривами, торчавшими густой щеткой.

Стали надевать хомуты, привезенные из Петербурга, но они оказались велики. Пришлось подложить подушки. Наконец запрягли.

Но в ту же самую минуту беленький конек, с большим трудом заведенный общими усилиями собравшихся в оглобли, вскинул вдруг задними ногами и одним махом вышиб подножку для кучера. А второй копь уперся всеми четырьмя ногами в землю, и никакими силами нельзя было подвести его к постромкам.

Старички ликовали. Впрочем, их ликование было преждевременным: через несколько дней терпеливой возни с лошадьми они словно одумались и начали столь спокойно ходить в дрожках, словно всю жизнь только это и делали.

Все петропавловские дамы, хотя и с некоторым страхом, по очереди прокатились на дрожках по единственной улице поселка, и художник Тихонов зарисовал эту картину в свой альбом.

Однако дрожки на Камчатке были самым незначительным новшеством из тех, какие ввел Рикорд, этот и впрямь незаурядный правитель далекой российской окраины. С большим вниманием и благожелательностью относился он к жителям области.

При нем почти прекратились обычные в этих местах голодовки населения, которое питалось одной рыбой. Когда запасы ее зимой иссякали, люди поддерживали свое существование молодой древесной корой и кедровыми орехами.

Попечением Рикорда «Камчатка» привезла в своих трюмах немалый груз муки для края.

Одна из выдач состоялась вскоре после разгрузки «Камчатки». Все население поселка выстроилось в очередь около магазеи, сиречь лавки, держа в руках самодельные плетушки и мешки, сотканные из крапивных волокон.

— Бедным муку будем отпускать по половинной цене, а кто не может в того платить, то дешевле, — объявила Людмила Ивановна, выходя на крыльцо лавки. — Бедные, становитесь вот сюда.

И тотчас вся очередь перешла на указанное ей место.

— Все бедные! — ворчливо сказал магазейный сторож, отставной солдат. — Какой же дурак зачислит себя в богатые в таком разе!

— А как же быть, дедушка? — спросила Людмила Ивановна.

— А вы бы спросили меня, — отвечал старик. — Вот я их сейчас рассортирую...

И хотя не вполне деликатно, но быстро и искусно он, без всяких жалоб со стороны жителей, рассортировал их по их достатку и положению, добавив однакоже с прежней ворчливостью:

— Теперь рыба к нашим берегам хоть не приходи! Через неделю из того же склада была назначена выдача местным охотникам пороха и свинца, привезенных на том же шлюпе. Теперь охотничьи припасы выдавались Рикордом в достаточном количестве, чтобы освободить занимавшееся охотой население от кабалы купцов, наезжавших раз в год за пушниной и выдававших под нее охотникам втридорога порох и свинец.

К выдаче явился и курилец Алексей, так и не покинувший Камчатки после возвращения из японского плена. Он жил со своей семьей на одном из далеких стойбищ в качестве старшины, поставленного Рикордом, и каждую весну являлся за получением положенной ему пенсии свинцом и порохом.