– Да, – ответил он на арабском с примесью наречия бедуинов, – я слышал, вы ученый человек. Что скажете, профессор, когда услышите, что среди этих новобранцев, которые продали все, что у них было, чтобы купить оружие и снаряжение, и теперь пополняют мои отряды, почти все, как говорите, белые?.. Русские, украинцы, белорусы…

Я бросил взгляд на охранников, один из них точно русский или украинец, пробормотал:

– Когда будут топать через Таджикистан, присоединятся и местные. Небелых станет больше, демография станет близка к общему составу ИГИЛа.

Он посмотрел остро.

– Знаете!.. Но все равно. Если борьба цивилизаций, почему русские уходят в армию халифата?

– Молодые, – ответил я. – Дури много. Жаждут действий.

Он хмыкнул.

– А вы не молодой?

– Я доктор наук, – напомнил я. – Это предполагает зрелость ума. Без нее доктором не станешь. Я не смотрю на халифат, как западный обыватель, для которого это абсолютное зло, но и не идеализирую, как восторженная ребятня.

Он нахмурился.

– А что, по-вашему, в халифате плохо?

– Говоря откровенно, – сказал я, – это не для ушей моих друзей и коллег, мне в халифате нравится очень многое, а главное – здоровый стержень. Да и сам Коран, что шокировало бы моих коллег, на порядок выше и умнее Нового Завета. Это бесспорно, хотя вслух никому не скажу, не люблю спорить с дилетантами.

Он спросил настороженно:

– Тогда что…

– В малости, – ответил я. – В той малости, что позволила вырваться вперед Ирану и Турции. Иран сейчас обгоняет по темпам развития любую западную страну, не так ли? И даже в области наук, кто бы поверил раньше?.. А вот как халифат поступает с учеными, несмотря на то что в Коране записано, что чернила ученого так же дороги Аллаху, как и кровь мученика?

Он нахмурился.

– На этом участке дороги к Аллаху нам важнее кровь мучеников.

– Вы поправляете Мухаммада, – спросил я, – или самого Аллаха?

Он дернулся, вскипел, но взял себя в руки достаточно быстро, чувствуется ментальная дисциплина руководителя.

– Идет война!

– Народ, – сказал я, – люди которого обвязываются взрывчаткой и взрывают себя в стане врага, победить невозможно. Это мы доказали еще в то время, когда вся промышленность Европы работала на немецкую армию, а она победно катила по нашим землям. Тогда наши бойцы, обвязавшись гранатами, бросались под немецкие танки…

Он пробормотал:

– Понимаю. Это были герои.

– Это был массовый героизм, – подтвердил я. – Бросались на амбразуры дзотов, направляли горящие самолеты на колонны врагов… но сумели выстоять, а когда уже погнали врага обратно в его норы, тогда уже наши бойцы под танки не бросались.

Он сказал мрачно:

– Склоняю голову перед таким народом. Но теперь этот народ погряз в пьянстве. Над миром взошла звезда ислама!

– Вас такими тоже не победить, – сказал я. – А как, никто на Западе не знает. Пока только натравливают друг на друга. Это вы уверены, что шииты и сунниты разные, а для Европы вы все – мусульмане, и чем больше перебьете друг друга, тем лучше. Не подумали о таком?

Он покосился на своих охранников, потом кивнул мне.

– Мне нравится говорить с учеными людьми. Мы еще поообщаемся, профессор. Будьте здесь.