– Это могло бы стать твоей эпитафией, – все же издевательски заметил он.

– Когда наконец вы хоть на день прекратите меня судить?

Лоик схватил вечернюю «Монд», валявшуюся на столе, и швырнул ее в лицо отцу. Первая полоса была посвящена перестрелке в Локиреке и героизму Грегуара Морвана.

– Ты все для этого делаешь, да?

Старик едва не отвесил сыну новую пощечину, но увидел, как стреляет в Эрвана, и ему стало по-настоящему тошно.

Он засунул пистолет за пояс на спине и надел пиджак.

– Иди поспи и проверь завтра утром наши счета. Я позвоню.

– Да пошел ты…

На улице Морван глубоко вдохнул парижский воздух – выхлопные газы, запахи влажного асфальта, испарения бензина. Его собственный вариант свежего воздуха. Набрал номер Карла, чтобы узнать, все ли в порядке с Гаэль.

Он испытывал мощное желание заснуть и больше не просыпаться.

У Эрвана был только один общий пунктик с больницей: расписание. Завтрак в 6:00, перевязка в 7:00: без проблем. Он дождался, пока не заработают административные службы, чтобы дать подписку, снимающую с медицинского центра всякую ответственность за его здоровье после того, как он их покинет.

Накануне один из офицеров управления подогнал его машину, и, несмотря на повязку, стягивающую живот, вести он мог без труда. В 8:30 он уже ехал по Госпитальному бульвару в направлении вокзала Аустерлиц.

Столь быстрым восстановлением физической формы он был обязан вовсе не передышке, а исключительно Софии. Те минуты, которые они провели вместе накануне, были, как говорят специалисты по бриллиантам, «flawless» – «безупречны». Они занимались любовью в его постели, и каждое движение вырывало у него стон боли. От этого он испытал сильнейший оргазм – возможно, тот, которого ждал всю жизнь. Оргазм янсениста, который не может испытывать наслаждение без его младшей сестры – боли от наказания.

После ухода Софии, около полуночи, он не мог заснуть. Погрузился в отчеты о процессе и читал их всю ночь. Но почти ничего не вычитал. Зато сейчас он чувствовал себя очищенным, словно лихорадочное возбуждение выскоблило его добела.

Он ехал по набережной Монтебелло, когда позвонил Крипо.

– На каком вы этапе? – спросил Эрван, не дав тому рта открыть.

– Ни черта не нашли. Никаких стыковок, ни одной конкретной связи между нашими клиентами и убийствами.

– Поточнее, пожалуйста.

– В каждом убийстве мог быть замешан один из подозреваемых: у него нет алиби. Но на этом точка. Ди Греко мог оказаться на берегу, чтобы расправиться с Виссой Савири в ночь седьмого сентября, но мог и отправиться на рыбалку. Лартиг был один одиннадцатого сентября, но это не значит, что он был под мостом Арколь. Редлих знал Перно, но никто его не видел на улице де ля Вут. И так далее.

– Вещественные доказательства?

– Обыски в мастерской Лартига и на барже Редлиха ничего не дали.

Набережная Августинцев. Набережная Конти. Набережная Малаке. Он и не глянул в сторону управления – на том берегу Сены, – откуда с ним разговаривал Крипо.

– А у тебя с Ирисуангой?

– Китайская стена. И его квартира, и галерея под защитой дипломатического иммунитета. Он, конечно, был в воскресенье на той вечеринке у Лартига, но во сколько он ушел? Загадка.