Между нами так сколько…

Падает мне на грудь. Пальцами поглаживая место нашего контакта, ощущаю, как двигаюсь внутрь. Она такая припухшая и мягкая, как бывает только если уже затрахать до полу бессознательного. А теперь сразу такая…

Улыбаясь, слушаю несдержанные стоны и вскрики мне в шею. Мурашки поднимаются по спине, сводя с ума от острого ощущения в затылке. Улет, просто!

Вдавливаюсь слегка выпачканными в смазке пальцами между ягодиц, толкая ее следом за собой. Оргазм у неё такой долгий и мучительно сладкий… Она срывается чуть раньше меня, и трепещет ещё после того, как я уже кончил. Как кошечка скользит по мне коготками и чувствительно кусает шею.

Я плаваю в чистом кайфе.

Облизываю губы, чтобы сказать ей о том, как сильно люблю. Но дыхание и голос ещё не слушаются.

Она опережает:

— Я люблю тебя…

И я ловлю ещё один оргазм. Сердцем. Сплетаясь телами, мы снова засыпаем.

Я — счастливый человек. Только один момент всё ещё портит мне кровь. Сегодня сорок дней со смерти отца. И сегодня будет последний аккорд…

Открываю глаза. Тихонечко выбираюсь из крепких объятий жены. Барс тут же прыгает на кровать.

— Да тише ты… — шикаю на него. — Туша огромная.

Мурлычит и лезет под одеяло, ластясь своей огромной головой по груди Златы. Она, не просыпаясь, зажимает его как подушку. Он терпеливо лежит. Больше никому не позволяет так с ним обращаться. Только ей. И я его понимаю… Спать прижавшись к такой груди — это… рррр!

Сжав на мгновение мягкую нежную ступню в ладонях, прячу ее под одеяло. В комнате прохладно…

Спускаюсь вниз. Бабушка смотрит в окно гостиной. Она в чёрном.

— Привет, Ба…

— Когда твой отец был маленьким, ему поставили какую-то прививку. И он чуть не умер у меня на руках. Врачи только разводили руками. Говорили — ждите… Или выживет, или нет. Я держала его маленькое тельце на руках… Я тогда поседела. Молодая была, но с седыми прядями. Выжил…

Встаю с бабушкой рядом — плечом к плечу.

— Твой дед… В это время был занят делами. Я была одна. И он потом не мог понять моих чувств. Так как увидел уже вполне здорового ребенка, когда вернулся. А я считала его предателем.

— Я услышал. Понял. Я буду помнить об этом, обещаю. Моя жена не будет «одна».

— А был бы там со мной, может, мужчины в нашем роду больше бы ценили жизнь друг друга. Больше, чем деньги.

— Да. Я хотел поговорить о Родионе.

— Это «гнилая ветвь»… Он сошёл с ума, стало быть. Позор нашего рода. Что о нём говорить?

— Мы выкупили контрольный пакет акций. Компания отца снова в наших руках.

— Ты молодец, внук. Спасибо за такую редкую радость — гордится близкими на старость лет.

— Но это не всё. Я хочу, чтобы убийца моего отца не прохлаждался в Эмиратах по борделям и притонам, а получил по заслугам.

— И чего же по-твоему заслужил твой брат?

— Ну, коль уж мы сошлись во мнении, что он поехал крышей, то… принудительного лечения.

— Мм. Пожалуй, заслужил, — благосклонно кивает бабушка.

Протягиваю ей её телефон, лежащий на подоконнике.

— Позвони ему. Пригласи на поминки. Пригласи так, чтобы не посмел не прийти.

— Придёт, — забирает телефон бабушка.