Какой ему, к черту, военный почетный караул...

Разве такие, как он, могут претендовать...

Но он же стал тем, кем он стал. Так взлетел над всеми ними, так поднялся высоко...

Значит, сошло с рук, никто и не вспомнил о том, что...

И тебе, тебе тоже нечего вспоминать это, все равно прошлого не вернешь, и ты сам вместе со всеми приложил к этому руку...

А теперь и вообще – всему конец, всей этой истории.

Однако...

Значит, он повесился?

Удивительные сюрпризы порой преподносит нам жизнь.

Да, жизнь...

Платон Ковнацкий встал, открыл дверь своего кабинета и обозрел пространство конторы. Два просторных зала с выставленными образцами похоронных принадлежностей. Сюда приходят заплаканные родственники и он сам, но чаще сладкоречивый Гермес показывает им, что можно купить, чтобы проводить покойника в последний путь достойно.

Этот зал – подешевле, тот, второй, – с колоннами и лепниной, бывшая купеческая бальная зала – дорогой. На бархатных постаментах выставлены гробы, по стенам, как яркие панно, – венки. Альбомы с образцами шелковой обивки, траурными лентами и прочим, прочим...

У людей лица меняются, когда они заходят сюда. Даже не с целью заказать похороны, а просто... потому что они видят всю эту обстановку.

Вот и у него, Вальки Гаврилова, лицо изменилось, когда он вошел сюда... заглянул к нему, Платону, через столько лет... зашел, огляделся и...

– Платоша, привет.

Ковнацкий вздрогнул: черт, это всего лишь Гермес... выспался наконец, притащился на работу. А я и не слышал шума его машины... нашей машины...

– Ох и нажрался я вчера... ты уж извини, дружище, – блондин Гермес сделал рукой жест, словно гладиатор, приветствующий цезаря. – Нехило погуляли... мать у тебя молоток, уважаю... Провожать-то поедешь на вокзал?

Ковнацкий кивнул: да, да, да... пошел прочь...

Значит, он повесился... Тоже повесился... Столько лет прошло, и вот такой сюрприз, такая смерть...

Такая страшная смерть...

Но жизнь...

Нет, не будет у Вальки Гаврилова никакого почетного военного караула, потому что...

– Эй, ты оглох, что ли? Там к тебе пришли. – Гермес всей своей могучей атлетической фигурой словно материализовался из солнечных лучей, вливавшихся в старинные окна, освещавших всю эту застывшую выставку – пышную, позолоченную, пеструю и мертвую. – Тебя спрашивают – двое, на клиентов вроде не похожи. Они у кассы в первом зале. Пропустить их сюда, в твой кабинет?

– Зови, кто там еще. – Ковнацкий вернулся за свой стол и открыл ноутбук.

Он вспомнил, что это, возможно, из страховой компании, они звонили и хотели подъехать.

Но посетители – мужчина и девушка – оказались вовсе не из страховой компании.

– Здравствуйте, я следователь при прокуратуре Валерий Викентьевич Чалов, а это вот моя коллега из ГУВД области Екатерина Сергеевна. Мы хотим задать вам несколько вопросов, Платон Григорьевич.

В первое мгновение, услышав слово «следователь», Платон Ковнацкий растерялся, но быстро взял себя в руки. Указал на кожаные кресла – располагайтесь. Пока они усаживались, быстро оглядел, оценил: у следователя вид такой, что с ним в случае чего можно договориться, а девица... девица вообще не похожа на тех, кто работает в таких вот конторах. Самоуверенная, но явно робеет – все чувствуют себя не в своей тарелке здесь, в его царстве, в бюро ритуальных услуг.