Через пару-другую часов расслабления командование решило: хорош! Расслабилась чухна белоглазая! В ружье!

Полку было предложено спешным порядком выдвинуться на государственную границу и стать стеной перед буржуями от Ладожского озера на север на целых 200 километров. Сказано — сделано, финны рассредоточились на две сотни километров и принялись ждать Нового 1920 года. Враги тоже затаились и оставшиеся недели 1919 года себя никак не проявляли.

Все варили понтикку и занимались ее дегустацией. Ну и что, что не в Петрозаводске, зато не на войне!

А в это время, точнее, конечно, не в это время, а чуть пораньше, когда погодные условия еще позволяли бегать топлесс по берегам озер и махать на комаров хворостинами, в поселке Калевала собрался служивый народ. Первым делом этот народ переименовал Калевалу в Ухту, вторым делом призадумался: что, собственно говоря, делать дальше?

Выбор был между Советской Россией и буржуазной Финляндией — к кому подаваться? К большевикам не хотелось — у них там неразбериха, к капиталистам тоже не хотелось — у них там порядок, до отвращения.

Следует отметить, что люди, собравшиеся в Ухте, все, как один преследовали идею национальной чистоты в отдельно взятом воинском подразделении. Не потому, что были против других наций, а потому что все служили в только что упраздненном 30 июня 1919 года Карельском полку. Стало быть — все были карелы. А командиром у них был полковник Вудс, уроженец Белфаста, настоящий ирландский офицер.

Полковник Его Величества короля Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии Георга Пятого, Вудс, оказался в развращаемой гражданской войной Финляндии еще в 1917 году. Немцы, шведы, русские, хозяйничающие в стране, выстраивающие свои политические курсы, не позволяли англичанам оставаться в стороне.

Вудс, в качестве военного представителя, оказался в оставленном без боя городе Коувала. Красные финны ушли, бесцветные финны пришли, а, придя, начали устанавливать новый порядок. За первую неделю государственности в окрестностях Коувалы было расстреляно более 300 человек. Были уничтожены все люди из лагеря для «ненадежных» лиц, созданного сразу же по смене власти. Возраст убитых был в самом широком диапазоне: от десяти до шестидесяти четырех лет. Пол ограничивался двумя категориями: мужской и женский.

Расстрелы бы продолжались дальше, да карелы кончились — в лагерь были согнаны все выходцы из Карелии, которым требовалось определить государственный статус: гражданин — не гражданин. Дамы из миграционной службы сразу же оптом вынесли вердикт — ненадежные, гражданство не предоставлять. Им-то проще, сами в людей не стреляют, сами-то в Гельсинфорсе.

Вудс был потрясен, но не очень, потому что геноцид — это всего лишь национальная политика, ничего личного. Приглядевшись к обстановке, особенно в областях, приграничных с Карелией, полковник не мог не выразить восхищение, которое он испытывал по отношению, как к карелам, так и к ирландцам — двум притесняемым, бесправным и всё же настойчивым и независимым духом народам.

Филип Вудс не удивился, когда штабной офицер доложил о появлении делегации карел, просящих оружие для себя, чтобы противостоять китайцам и латышам Советской России и вооруженным силам самой Финляндии. Он вышел и оглядел молчащих мужчин, вооруженных по крестьянской моде — косы, вилы и топоры.