Не знаю, что он имеет в виду, но от его слов у меня шевелятся волосы на затылке.
Люцифер смотрит на часы.
– Пора бежать. Спасибо за киношки.
Он подмигивает и идет к лестнице.
– Ты забыл свою сумку, – кричу я ему вслед.
Люцифер оборачивается:
– Это тебе. Я не был до конца уверен, стоит ли тебе ее давать, но после того как ты сделал мне такой прекрасный подарок, – он поднимает камни, – думаю, ты заслужил.
Звучит не очень приятно. Но если бы он хотел убить меня, то сделал бы это без предупреждения. Я открываю сумку. С её дна на меня смотрит Касабян.
– Привет, мудак!
Я захлопываю сумку.
– Я не могу все время звонить лично, – говорит Люцифер. – Касабян будет моим голосом, когда мне понадобится связь. Разумеется, через него ты сможешь передавать сообщения и сам.
– А все остальное время он будет твоим шпионом…
– О вы, маловерные!
Люцифер эффектно исчезает с лестницы.
Касабян что-то бормочет в сумке, и я приоткрываю ее на дюйм.
– Хорош уже! Думаешь, я мечтал об этой работе? Я, кстати, поступил так, как ты мне советовал.
Я открываю сумку до конца и вынимаю Касабяна. Расчищаю место на столе и ставлю голову туда.
– Это «Проклятие»? – спрашивает Касабян. – Можно мне одну?
Я вкладываю ему в губы свою сигарету и даю затянуться.
– Ну и каково быть мертвым? – спрашиваю я.
– Бывало и хуже.
– Знаешь, а я ведь думал, что уже умру. Ведь как я себе это представлял: исчезнет Круг, и за ним должен буду исчезнуть и я.
– Хы-хы. Что, не берет тебя смерть? Ай-яй-яй. Можешь засунуть в жопу влажные мечты о том, чтобы стать новым Дином[125]. В конце концов, ты все еще Сэндмен Слим, а я все еще голова из сумки, воняющей так, будто там хранили запасную задницу.
– Я скучаю по Элис.
– А я скучаю по своим яйцам. – Касабян озирается. – Ты что, бл…дь, натворил в моей комнате?
– Теперь это моя комната, и натворил в ней ты. Когда сам себя взорвал.
– А, понятно. Херово получилось. Я слышал, ты взял Паркера?
– Ага. В нашем старом мотеле.
– Давно про него не вспоминал. Как считаешь, Паркер мучился перед смертью?
– Уж будь уверен.
– Это хорошо.
Я затягиваюсь «Проклятием» и отдаю докуривать Касабяну.
– Может, то, что мы застряли здесь, – говорю я, – не самое худшее, что могло произойти?
– Да нет. Это самое худшее.
– Я чувствовал вину за все, что случилось. Но потом вспомнил, что половина дерьма на свете происходит потому, что люди – это игрушки для Рая и Ада. Мы – боксерские груши в их семейной психологической драме. Я понимаю, что не могу этого изменить, но можно хотя бы сделать жизнь забавней. Как комар не способен убить слона, но может «достать» его до безумия. Наверное, этого достаточно. Все, что я могу, – это только ху…риться с бычьём Люцифера и пинкертонами Бога. Возможно, это достаточная причина для того, чтобы не умирать.
– Чудесно сказано. Почему бы не связать свитер с этой речью, Хайди?[126] Знаешь, у меня есть идея получше – просто заткнись и включи какой-нибудь фильм.
– Что хочешь глянуть?
– Порно.
– Ну, уж нет. Я ни за что не буду смотреть с тобой порно.
– Извините, пожилая леди. Что там лежит на проигрывателе?
– «Повелитель летающей гильотины» и «Хороший, плохой, злой».