– Возможно, ты удивишься…

Он отворачивается. Сердцебиение его учащается. Он что-то скрывает.

– Влюбиться в ангела – это нормально. Поверь мне. Ты не будешь первым.

Он кивает, но по-прежнему избегает смотреть мне в глаза. Под мышкой у него пакет. Он протягивает его мне.

– Я подумал, ты захочешь это забрать. Мы нашли, когда делали обыск в Авиле. Оказалось, там целый склад… В общем, здесь – пепел твоей девушки.

Лос-Анджелес подо мной проваливается на пятьдесят тысяч футов вниз. Он уходит целиком в разлом Сан-Андреас. У меня кружится голова, но я не хочу, чтобы он это заметил. Я пытаюсь выдавить из себя «спасибо», но ничего не выходит.

– Не говори ничего. Испытать шок нормально даже для такого засранца, как ты. Поверь мне. Ты не будешь первым.

Он уходит в сторону одного из своих затененных фургонов. Я шагаю в первую попавшуюся тень.

Я ХОЧУ угнать машину. Большую. Уродливую. Типа «Хаммера». Или расфуфыренный «Лэнд Ровер» какого-нибудь режиссера. С усиленной подвеской, аварийной лебедкой и самозаклеивающимися шинами – будто на случай Апокалипсиса. Я хочу угнать что-то яркое, блестящее, абсолютно глупое и дорогое. Я хочу поджечь ее, сесть на водительское сиденье, разогнаться и упасть в океан на скорости сто двадцать миль в час. Я хочу увидеть, как лопнет лобовуха. Как разлетится каленое стекло, ударит меня по лицу и сломает шею. Я хочу почувствовать, как холодная черная вода поглотит меня и выплюнет на песчаное дно мира. Здесь только слепые крабы и белые, как кость, морские звезды. Я не хочу смерти. Я знаю, что ждет меня, когда я умру, но Ад слишком яркий. Слишком громкий. Я хочу забвения. Хочу небытия. Хочу чувствовать не только боль.

Я хочу быть с Элис.

Но Элис не хотела бы моего исчезновения. К тому же ей не нравилось, когда я воровал или портил чужие вещи, так что сегодня я этого делать не буду.

Видите? Даже мертвая, она делает меня лучше. Кем бы, Ад меня подери, я ни был. Но с ней я немного умнею. Превращаюсь в более деликатное чудовище.

Я выхожу из тени на пляж Венис-Бич. Элис у меня под мышкой в коричневой пластиковой коробке. В полсотне ярдов от меня на песке горят костры. Бумбокс качает что-то, но на таком расстоянии – это просто глухие удары и звон перегруженных динамиков. Сзади прямо на улице идет бойкая торговля наркотиками. Парочки пробираются на ощупь и растворяются во тьме.

Когда-то я знал наркоторговца из округа Марин. Он был хоть и хиппи, но спал с револьвером под подушкой. Занявшись выращиванием марихуаны, он перестал пользоваться унитазом. Вместо этого гадил на черный пластиковый брезент и сушил экскременты на солнце позади дома, чтобы потом удобрять этим растения. Он рассказал, что идею почерпнул от друга, занимавшегося помидорами.

Целый год он экспериментировал с удобрениями. Собирал каждую крупицу после сушки на солнце в течение месяца. Он сказал, что к концу года все, что он уронил на брезент, поместилось в одну коробку из-под обуви.

Не знаю, почему я об этом вспомнил, но единственный человек, которого я по-настоящему любил, занимает теперь такой же объем, как дерьмо от мертвого хиппи-наркодилера.