Когда раны, которые вы несете внутри, выходят наружу, они начинают заживать. Но, я знаю, когда вы ранены, вы не хотите, чтобы кто-то касался раны. Вы не хотите даже знать, что эта рана в вас есть. Вам хочется ее скрыть, но если вы ее скроете, от этого она не заживет. Она должна быть открыта лучам солнца, ветру.

Поначалу, может быть, будет больно, но когда она заживет, вы поймете. Нет другого способа ее исцелить. Она должна быть вынесена в сознание. Само вынесение ее в сознание составляет процесс исцеления.

Мышление – не более чем привычка искать толкования. Когда мышление исчезает, озеро ума безмолвно, спокойно и тихо. Тогда на поверхности больше нет волн, больше нет ряби – ничто не искажается, и отражение луны совершенно.

Мышление – как рябь на поверхности озера, и из-за этой ряби отражение не может быть подлинным; луна отражается, но рябь ее искажает. Бог отражается в каждом; мы – зеркала Бога, но наш ум полон мыслей, ряби, волн, облаков, и ничто нами видимое не остается неискаженным; мы видим не то, что есть. Ум накладывает на все свои мысли, истолковывает; а любое толкование искажает. Реальность не нуждается в толковании; ей нужно только отражение. Нет смысла в толковании; истолковывающий ум не видит суть.

Когда вы видите розу, она просто есть: нет надобности ее истолковывать, нет надобности ее расчленять, нет надобности знать о ее смысле. Она сама себе смысл. Она не иносказательна; она ничего, кроме самой себя, не символизирует. Она просто есть! Она реальна, не символична. Символ нуждается в толковании, сон нуждается в толковании. И психо-анализ прав, когда анализирует сны, но философы заблуждаются в своих попытках истолковать реальность. Сон символичен, он что-то символизирует, и толкование может помочь узнать, что именно. Но роза есть роза, – значащая только себя саму. Она самоочевидна.

Жизнь полна шума, и в мире слишком тесно. Но борясь с этим шумом, вы от него не избавитесь; единственный способ от него избавиться – тотально его принять.

Чем более вы боретесь с шумом, тем больше он будет вас нервировать, потому что, чем больше вы боретесь, тем более он вас беспокоит. Откройтесь, примите его; шум – тоже составляющая жизни. И, начав его принимать, вы удивитесь: он больше не будет вас беспокоить. Беспокойство идет не от шума; беспокойство идет от нашего отношения к шуму. Шум сам по себе не беспокоит; беспокоит отношение. Если вы против шума, он причиняет беспокойство; если вы не против него, он не беспокоит.

В любом случае, куда вы можете от него деться? Куда бы вы ни пришли, везде неизбежно будет тот или другой шум; весь мир полон шума. А если вы найдете пещеру в Гималаях и будете в ней сидеть, то упустите жизнь. Шума не будет, но не будет и возможностей роста, которые предлагает жизнь, и вскоре молчание покажется тусклым и мертвым.

Я не говорю, чтобы вы не наслаждались молчанием. Наслаждайтесь молчанием; но знайте, что молчание не против шума. Молчание может существовать в самом шуме. Фактически, когда оно существует в самом шуме, только тогда оно и есть настоящее молчание. Молчание, которое вы чувствуете в Гималаях, не ваше; оно принадлежит Гималаям. Но если вы можете чувствовать молчание посреди рыночной площади, если можете быть совершенно расслабленны и непринужденны, оно ваше. Тогда Гималаи будут у вас в сердце, а это и есть подлинное молчание!