Когда позади и вокруг меня зазвучали первые струнные, я решила, что сыграю для всех них, где бы они ни находились в этом мире, и даже если уже покинули его. Пусть любовь, которую я чувствую ко всем, кто есть в моей жизни и кого я потеряла, заполнит меня до краев и прольется из скрипки.

Выступление не запомнилось мне в подробностях. Оно от и до было фантастическим сном, внетелесным переживанием, состоявшим из чистых эмоций. Я играла музыку Моцарта в его родном городе, на инструменте, вобравшем в себя историю и время.

Когда все закончилось, аплодисменты больше не были ни сдержанными, ни вежливыми – они были оглушительными. Перед ними в зале воцарилось короткое мгновение тишины, во время которой я почти услышала, как каждый в зале перевел дыхание.

Я опустила скрипку, позволив себе искупаться в этих овациях, и смотрела на сияющие лица людей, ошеломленная тем, что я вызвала такую реакцию. Ко мне с букетом красных роз подошел капельдинер[44]. Он протянул их мне, и толпа снова взорвалась аплодисментами. Я повернулась к Сабине, думая, что цветы от нее, Исаака или кого-то из музыкантов, служащий указал в зал, и я поняла.

Он здесь.

Слушатели все еще хлопали, а я лихорадочно оглядывала толпу в поисках одного-единственного лица, которое жаждала видеть больше остальных… Сердце пропустило удар, из горла вырвался вздох.

Ной Лейк стоял в самом конце зала. В одной его руке была трость, а другую он держал у сердца, словно оно болело. Ной не надел очки, и даже через разделяющее нас расстояние я видела легкую, щемящую улыбку на его губах.

Он развернулся, в одиночестве прошел по проходу и вышел из зала.

– Ной! – закричала я. – Ной! – но аплодисменты только начали стихать. Руки занимали цветы. Я положила розы на пол и передала свою скрипку шокированному Исааку.

– Идите сюда, идите сюда! – отчаянно и совершенно неизящно махала я капельдинеру.

Он помог мне спуститься со сцены. Подхватив полы платья, я бросилась бежать по проходу мимо хлопающей толпы.

Достигнув почти пустого вестибюля, замотала головой, ища взглядом Ноя. Ни следа.

– Ной!

Я метнулась наружу, в темную и холодную ночь. Над городом нависала стоящая на холме крепость. Я оглядела улицы в обоих направлениях, вглядываясь в лица идущих мимо фонарей прохожих.

– Ной!

– Привет, детка.

Я резко развернулась. Он стоял, прислонившись к стене, уперев руки в трость, и выглядел просто убийственно в светло-сером костюме, жилете и сливовом галстуке. Уголки его губ тронула робкая улыбка.

– Я сейчас брошусь на тебя, – предупредила я.

– Боже, да, – отозвался он, и я кинулась в его объятия.

Я обнимала и целовала его, боясь, что если хоть на секунду перестану касаться, то он испарится облачком дыма. Ной страстно целовал меня в ответ, крепко прижимая к себе. Его ладони горячо скользили по моей спине, а губы покрывали поцелуями лицо, рот, щеки и веки, пока снова не вернулись к губам. Я ощущала свои собственные слезы, а может, это были его, и мы прекратили целоваться и просто обнимались, пока нас огибали покидающие концертный зал слушатели.